Зверски рявкнул диакон, и хор затянул аллилуйю. Жёлтая лужица растекалась под иконой, но собирать её на анализ было некому, да и ни к чему. Чудо свершилось, назло козням диаволовым…
Трапеза также удалась, епископ уснул в салате. Что до Атбросима, то его тотчас же по смерти без лишних проволочек канонизировали во благо обители…
Идея сделать человека невидимым явилась Циолковскому, как и всё гениальное, во сне. Денег на эксперименты как всегда не хватало. По ходу опытов Константин Эдуардович покрывал себя серебрянкой и облучал чем ни попадя согласно волновой теории, в результате чего почти полностью лишился зрения и слуха.
Услышав от тюремного смотрителя, что арестованная русалочка испарилась из запертой камеры, изобретатель смекнул, что на этом можно реально срубить капусты. Давно уже они со Степаном мечтали податься в Петербург на собранном ими в амбаре реактивном аэростате. Останавливало, как обычно, безденежье. В столице житьё дорогое, связей ноль, а пока достучишься до чинов в Минобороны — как раз ноги протянешь… Двести целковых премии были бы как нельзя кстати.
После переговоров со встревоженным полицмейстером Циолковский в жандармской пролётке был доставлен домой, и вскоре вернулся с целой телегой громоздкой аппаратуры. Её сгрузили в коридоре перед входом в камеру исчезнувшей русалочки, и Степан Халтурин, вооружась насосом, принялся через дверной волчок закачивать туда серебряную пыль. Циолковский корпел над тумблерами. Вскоре из пустоты раздался чей-то надрывный кашель. Свинтидзе истово перекрестился.
— Я был уверен, что она там! — самодовольно улыбнулся изобретатель. — Всё дело в преломлении света, имеющего, как и всё в мире, волновую природу… — он хотел было пуститься в учёные разглагольствования, но был перебит жандармом:
— Короче, Циолковский!..
Не без опаски водрузив на лицо нелепые инфракрасные очки, Свинтидзе стал разительно похож на жабу с аксельбантами. По этому поводу Халтурин не удержался от солёной пролетарской прибаутки, взбираясь на велосипедное седло электрического генератора. Сапоги его замелькали в воздухе, крутя педали. Коридор наполнился гудением. Константин Эдуардович просунул в волчок трубку излучателя и, перекрестясь для порядка, включил рубильник.
… Катя, покрытая слоем серебряной пыли, сидела в углу камеры, обхватив себя руками и мелко дрожа. Свинтидзе в жабьих очках шагнул к ней и, облапив поперёк живота, поволок к выходу. Там на неё надели ручные и ножные кандалы, после чего она сделалась видимой уже безо всякой аппаратуры. Русалочке отвесили пару оплеух, вкатили дозу брому и приковали со всеми предосторожностями к привинченной к полу койке…
Проведя Циолковского с Халтуриным в свой кабинет, полицмейстер милостиво распорядился поднести им по стакану водки с солёным огурцом. Сам сел в кресло и углубился в делопроизводство. Спустя пять минут он поднял на посетителей строгий взгляд:
— Как, вы ещё здесь? Ступайте, господа, все обвинения с вас сняты. Вы свободны.
— Простите, ваше благородие… А деньги? — заикнулся учёный.
— Пустяки, от штрафа я вас тоже освобождаю. Вы нам — мы вам. Прощайте, господа, много дел, знаете ли… Утром везу опасную заключённую в Петербург — в интересах государственной безопасности…
Циолковский что-то залопотал, но был мягко выдворен на лестницу унтером Свирипеевым. Выйдя на улицу, он увидел свою аппаратуру, сваленную неряшливой кучей в луже под забором. Шуганув интересующихся свежим мусором кур, он начал вздыхать над изломанной лучевой колбой…
От горестных дум его отвлёк цокот подков по булыжнику. Учёный поднял взгляд и обомлел: ведя в поводу бледного коня, к нему направлялся странный измождённый человек в плаще с капюшоном.
— Полицмейстер здесь?
Константин кивнул… Незнакомец, достав из-за пояса чёрный цилиндр, повернул шишечку на рукояти и решительно шагнул к дверям.
… С Халтуриным пришлось повозиться отдельно — из окон кабинета некоторое время доносилась его ругань и звуки пощёчин. Потом грянул полицмейстерский бас:
— Бунтовать? Вон отсюда!
Степан пересчитал копчиком ступени лестницы… Потом дверь управы распахнулась, и из неё на пинке унтера вылетел пламенный революционер. Халтурин непременно расквасил бы себе нос о булыжники, не угоди он слёту в объятия решительного незнакомца в плаще.
Массы Степана, помноженной на ускорение, оказалось достаточно, чтобы сбить Левина с ног. Чёрный цилиндр откатился к калошам Циолковского. Тот поднял штуковину — и в панике отпрянул от плазменного луча, вырвавшегося из рукояти.