На выходе из чащи на него спикировала сорока, с тревожным криком огадив мундир. Но Карлыч, браво смахнув с аксельбанта птичье дерьмо, шагнул на подёрнутую ряской бездонную зыбь. Нога не нашла привычной опоры. Саквояж с золотым Бенкендорфом, булькнув, стремительно нырнул в бездну.
— Цурюк, ваш сиятельство! — захлёбываясь в чёрной жиже, возопил экс-полицмейстер — и тут же хаотически забил в воде сапогами…
… Что заставляет нас в смертную минуту вспомнить заветное слово — Дерендяй его ведает. Россия не зря зовётся в мире Страной Чудес:
«Буй-Тур Коло-бог 12–13 приветствует Странника на борту. Кодовое слово «цурюк» принято к исполнению…».
Полубесчувственного Карлыча засосала в овальный проём неведомая сила. Она же, усадив в кресло, вжала его ладонь в силуэт пятерни на панели. Потом что-то нестерпимо вспыхнуло в мозгу, и дворянин распался на кванты…
Когда сознание вернулось к нему, дело было уже сделано. В зеркале, возникшем из ниоткуда, он увидел себя помолодевшим без бакенбард, однако вполне живым и дееспособным. С лысого темени свисал запорожский оселедец… Ну и моветон, однако…
«Скачок прошёл штатно?» — осведомился стальной голос в мозгу. «Остаёмся, или опять всё как в прошлый раз?»
— Разумеется, всё как прежде, ваше-ство!.. — залебезил перед приборной панелью Свинтидзе… После чего его вновь распылило и собрало в трёхмерности, на этот раз с поправкой на шесть лет назад. (Благодарение Катерининым прихотям!)
Названия своей новой причёски «ирокез» жандарм знать не мог — так что и протестовать смысла не было…
Раздался низкий гул двигателей, и Викентий Карлович был исторгнут из вимана мягким толчком под зад. Жабой плюхнувшись на поверхность водоёма, он по-собачьи поплыл к берегу…
Переливаясь в лучах закатного Солнца радужным ореолом, транспортно-боевой виман 12–13 качнул бортами своему новому пользователю — и опустился в пучину Дерендяева болота. Со всеми вытекающими, как-то:
а) райцентр Нема наконец обрёл грамотного начальника РОВД;
б) Катя Сказкина с любовником лишилась последней надежды на возвращение домой из сурового и бесприютного девятнадцатого столетья.
ГЛАВА 46. ЛОХОВСКАЯ МАСТЫРКА
«Благородный муж, управляющий страной, старается, чтобы мудрые не смели сделать чего-нибудь. Когда все сделаются бездеятельными, то на земле будет полное спокойствие.
В доме смотрителя народных училищ царила паника — со дня на день ждали возвращения главы семейства. Маленького Володю нужно было готовить в гимназию — и вдруг кудрявый бутуз как сквозь землю провалился… Дело было чревато скандалом, не дай Бог дойдёт до начальства. Илья Николаевич и так был на нехорошем счету…
— Что делать? — рыдала мать.
Сын Александр, поджав змеиные губы, подал ей с полки томик Чернышевского. Главная книга русского либерализма без слов полетела в камин… Выход неожиданно подсказала посвящённая в интимные тайны дома Ульяновых гувернантка Кашкадамова.
— А что, если нам потревожить дедушку Сруля?
— Ах, душечка моя! — воспрянула Мария Александровна. — Поезжайте к нему, заклинаю — пусть скорей вернёт нам того, второго… Глядишь, всё и обойдётся…
Дело заключалось в следующем: шесть лет назад супруга смотрителя разрешилась от бремени двойней. Илья Николаевич пропадал в очередной командировке. В доме же гостил на ту пору по случаю светлого праздника Пейсах дед Марии, Сруль Мошкович Бланк[16], винный откупщик из Житомира. Был он скуп и неуживчив, и слыл в еврейской среде за человека большой святости, знатока Каббалы.
Дед долго разглядывал двойняшек, что-то бормоча себе под нос и сверяясь с засаленным талмудом. Все думали, что он испрашивает благословения своего сумрачного Бога — но тут старик попросил оставить его с Марией наедине и огорошил её неожиданным предложением:
— Два таких чудесных младенца и сразу — не слишком ли жирно вам будет? Отдай одного мне — и Господь благословит твой дом богатством…
Старик знал, на что давить — смотрительского жалованья едва хватало на самое необходимое… После ожесточённых торгов роженица согласилась уступить того, что поплоше — с лысым теменем и злобными косыми глазками… Сошлись на пяти тысячах, и в тот же день старый Сруль отбыл домой весьма довольный, увозя в бельевой корзине старшего из двух близнецов. В дороге каббалист резал кур и поил приёмыша из тряпки свежей кровью. Младенец захлёбывался от жадности и мерзко орал… Еврей смиренно разводил руками из брички: дескать апрель, кошачьи свадьбы — таки чего вы хотели…