Характерно, что, несмотря на все видимые им недостатки отечественного флота и управления им, Лихачев не сомневался в конечной нашей победе над Японией. В частности, он считал, что нельзя заключать мир, пока в наши руки не перейдет остров Цусима.
Адмирал Лихачев, кроме военно-морской деятельности, серьезно занимался археологией, знал несколько иностранных языков. Увлекался историей церковно-славянского и русского языков.
Отметим также, что адмирал Лихачев уже по выходе в отставку стал учителем и наставником другого выдающегося адмирала русского флота — Федора Васильевича Дубасова, одного из главных героев нашего исторического расследования[48].
…может обратиться во вред нам
В докладной записке своему начальнику и единомышленнику Генерал-Адмиралу Великому Князю Константину Николаевичу Лихачев указывал на стратегическую роль Цусимы для базирования русских ВМС на Дальнем Востоке. Не закрепив ее за собой, Россия получит на восточном рубеже вторые Босфор и Дарданеллы: «Все, что в настоящую минуту мы оставим здесь неоконченным и недоделанным, будет впоследствии несравненно труднее и может обратиться во вред нам».
Следует напомнить, что Япония была в то время слабой, раздираемой междоусобицами страной, и инициатива адмирала отнюдь не являлась авантюрой. Также понятно желание цусимского князя перейти под протекторат России. Подальше от сёгунских разборок.
Лихачев лишь подчеркивал необходимость соблюдения строгой секретности, чтобы слухи о занятии нами Цусимы преждевременно не дошли до вездесущих английских ушей. А заодно, пока дело окончательно не выгорело, следует обратить пристальное внимание на симпатичные острова у южного побережья Кореи — в качестве запасного варианта. Был там такой уютный архипелаг Каргодо, как раз напротив Цусимы, исключительно подходящий для военно-морской базы.
МИД на страже интересов Отчизны
Уже знакомая нам русская дипломатия, разумеется, успешно провалила гениальный план[49] Лихачева о приобретении Цусимы. Вначале на местном уровне. Генеральный консул России в Японии, некий господин Иосиф Гошкевич[50], так аккуратно начал вести переговоры, что о них немедленно узнали англичане. Узнав же, заявили протест.
Здесь уже наша дипломатия сыграла свою патриотическую роль на уровне высшем. Канцлер Горчаков, так много приложивший в будущем усилий, чтобы наши войска не вошли в Константинополь, а потом сдавший на Берлинском конгрессе и то, что армия все же успела занять, устроил Государю Императору Александру II Николаевичу истерику. Что-де эти грубые моряки из-за своих дурацких баз такую почтенную страну, как Англия, раздражать вздумали. Жили себе без баз — и дальше обойдутся{90}.
От Цусимы отказались. Про корейские острова тоже забыли. Так Россия сделала еще один шаг к Цусиме 1905 года{91}.
4. О политике, стратегии и Особых Совещаниях
Печальные, особенно для флота, результаты войны 1904-1905 годов, помимо прочих причин, были предопределены, в частности, неустойчивостью и непоследовательностью политических директив и стратегических предположений по обороне государства. В свою очередь, эта непоследовательность объясняется в значительной мере именно отсутствием учреждения, разрабатывавшего директивы, то есть как раз Морского Генерального Штаба, и отсутствием преемственности в решениях и совместной работе заинтересованных ведомств.
Особые Совещания — это что?
Назревшие вопросы политики и стратегии рассматривались в спешном порядке в так называемых Междуведомственных или Особых Совещаниях, назначавшихся по Высочайшему повелению по каждому отдельному вопросу и состоявших большей частью из Министров Военного, Морского, Иностранных Дел, Финансов и иногда других.
Такие Совещания происходили по поводу японо-китайской войны в 1894-1895 годах, перед занятием Порт-Артура в 1897-1898 годах, во время боксерского восстания и оккупации Маньчжурии в 1900 году, перед учреждением Наместничества на Дальнем Востоке, во время последних переговоров с Японией до войны. Наконец, во время войны с Японией: в августе 1904 года — по вопросу об отправке 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток, в феврале 1905 года — по вопросу о нашем военном кораблестроении и в мае 1905 — о возможности заключения мира с Японией.
Поскольку в дальнейшем нам не раз придется сталкиваться с итогами работ этих Особых Совещаний, то для более правильной оценки их деятельности приведем мнение о них адмирала графа А.Ф. Гейдена — начальника Морской походной канцелярии Его Величества. Мнение это высказано им в книге «Итоги русско-японской войны», изданной в 1914 году по распоряжению Морского Генерального Штаба под грифом «Не подлежит оглашению»{92}: «На этих Совещаниях вопросы возбуждались по почину представителей более заинтересованного ведомства, входившего, часто без предварительного обсуждения вопроса с другими ведомствами, с соответствующим Всеподданнейшим докладом, причем Совещания эти имели задачею облегчить Его Величеству решение сложного Государственного вопроса, определявшего целую совокупность дальнейших мероприятий и вызываемых ими денежных ассигнований».
То есть определялось, в частности, куда казенные денежки потекут.
«Делопроизводство по этим Совещаниям сосредоточивалось в ведомстве, по почину которого возникал вопрос, а журналы Совещаний не всегда даже подписывались участниками и сохранялись затем в архивах ведомства. След состоявшегося решения мало-помалу заметался в архиве ведомства, и со сменою руководителей политики и стратегии вновь возникавшие важные вопросы решались иногда без справки с прошлым, на основании исключительно обстановки данной минуты, вследствие чего происходили противоречия в направлении деятельности ведомств и междуведомственные трения благодаря отсутствию совокупной преемственной работы».
Немножко внимания!
Обратим внимание на первую фразу этого абзаца: «Делопроизводство по этим Совещаниям сосредоточивалось в ведомстве, по почину которого возникал вопрос, а журналы Совещаний не всегда даже подписывались участниками и сохранялись затем в архивах ведомства».
Следовательно, если кто и обладал письменно зафиксированной «историей» конкретного Совещания, то это был, во всяком случае, руководитель ведомства, по почину которого созывалось данное Совещание.
Таким образом, к примеру, если Совещание было созвано по инициативе Морского Ведомства, и Морской Министр утверждал впоследствии — скажем, в показаниях Следственной Комиссии по выяснению обстоятельств Цусимского боя, что «Совещание это было весьма секретно… Делопроизводителя на этом Совещании не было, и журнала или протокола его составлено не было»{93},[51] то он знал, о чем говорил. По-нынешнему — отвечал за базар.
И ежели потом вдруг всплывают «подлинные протоколы» указанного мероприятия, опираясь на которые начинает делать выводы почтенная Историческая Комиссия по описанию действий флота в русско-японскую войну, а вслед за ней и другие историки, то выглядит это, по меньшей мере, подозрительно. Создается впечатление, что речь идет, говоря языком юридическим, о подлоге документов или об их фальсификации.
Причем, что характерно, в этих «новых протоколах» речь все больше идет о попытке возложить всю ответственность за посылку эскадры на ее Командующего — Адмирала Рожественского, что, мягко говоря, является натяжкой или преувеличением. Это одна из первых тайн, окружающих «Цусиму». Мы вернемся к ней еще раз в третьей части этого труда. Но послушаем дальше графа Гейдена.
49
Оценка качества плана адмирала Лихачева принадлежит не автору, а журналу «Морской сборник» № 11 за 1912 год!
50
Гошкевич (Гашкевич) Иосиф (Осип) Антонович — чиновник Азиатского департамента Министерства Иностранных дел. Сын деревенского священника из Малороссии, выпускник Минской семинарии и Петербургской духовной академии, провел 10 лет в Пекине в составе Русской Духовной миссии. Соплаватель И.А. Гончарова. Прикомандирован к миссии Путятина в качестве драгомана (переводчика). Первый русский консул в Японии. Составил словарь японского языка, живо интересовался естественными науками, собрал большие коллекции, хранящиеся главным образом в Зоологическом музее Академии наук. Инициатор создания Русской Духовной миссии в Японии. По-видимости, вполне достойный человек, только вот переговоры по Цусиме вел крайне неумело. Чтобы не сказать больше.
51
Речь идет об Особом Совещании от якобы 10 августа 1904 года в Петергофе, где, в частности, решался вопрос о посылке 2-й эскадры на Дальний Восток. Дату этого Совещания различные источники определяют также как