К 1833 году Российский флот достиг своей полной штатной численности. Военно-Морское Министерство было разделено на два учреждения: Главный Морской Штаб и собственно Морское Министерство. Начальник Главного Морского Штаба получил право личного доклада Императору и, по существу, стал во главе Морского Ведомства.
В составе Главного Морского Штаба была создана канцелярия Генерал-гидрографа, которая ведала «движением флотов и эскадр, соображением о военных действиях, обороне берегов и гаваней, предметами телеграфическими и сигнальными», — прообраз нынешнего Оперативного управления Главного штаба ВМФ. (К сожалению, когда в 1836 году Главный Морской Штаб и Морское Министерство снова были объединены, флот остался без «оперативного управления», что сразу же сказалось на программе его перехода от парусного к паровому.)
За это время были выращены прекрасные кадры российских моряков всех уровней — от матросов до адмиралов. Российские военные корабли и суда под Андреевским флагом можно было увидеть на всех широтах морей и океанов и не только с военными целями, но и с научными, открывавшими новые земли, проникавшими в полярные льды для океанографических исследований. По словам известного историографа флота Ф.Ф. Весе-лаго, это было время, когда в России «званием флотского офицера гордились сознательно».
Необходимо отметить, что немаловажную роль в деятельности Морского Ведомства того времени играли издаваемые Ученым Комитетом периодические издания (Записки) как по проблемам строительства, организации и боевого применения флота, так и по исследованию омывающих Россию морей и её побережий. По сути, это был орган, аккумулирующий в себе идеи по наилучшему использованию морской силы в интересах государства и средством ее информационной поддержки.
Боевая выучка российских моряков была настолько совершенна, что ее отмечали даже английские моряки, признанные «владетели морей».
Российские корабли обладали хорошими мореходными качествами: были остойчивы, поворотливы, имели большую скорость, хорошее вооружение, на них были улучшены условия обитаемости.
Все это позволяло Николаю I считать флот надежным и эффективным инструментом своей внешней политики, так как корабли были совершенны, а моряки — многоопытны{112}.
Все сказанное выше про русский флот времен царствования Николая Павловича является правдой, и правдой, в общем, известной, позволяющей и в наше время испытать законную гордость за славное прошлое Великой России. А также вздохнуть ностальгически об ее уходе в небытие. Однако правда здесь сказана далеко не вся, и не по желанию автора утаить важные сведения от читателя, а единственно по причине того, что до самого недавнего времени, когда была уже закончена эта книга, факты эти были автору неизвестны.
Обнаруженные же факты свидетельствуют о том, что не только в расцвете, но и просто в сохранении русского флота в 1830-1840 годы решающая роль принадлежала именно Государю Императору Николаю I. Только благодаря его решительным действиям Россия обязана, в частности, тому, что наш Черноморский флот не исчез как боевая сила уже в начале 1830-х годов. В мирное время и при внешнем благополучии.
Но осуществить эту роль Государь смог потому, что в то время число верных людей на достаточно высоких постах еще превышало число изменников. Хотя ряды верных Царю и Родине людей уже тогда несли потери — в мирное время, как на войне. Но потери эти пока исчислялись единицами, а общество было в целом традиционно-патриотическое. В сравнении с грядущими временами.
Так, во времена последнего царствования число верных людей во всех, а особенно в верхнем, эшелонах власти значительно сократилось, а потери в их рядах возросли до почти невосстановимого уровня. В исследовании Анны Гейфман «Революционный террор в России, 1894-1917» приведены данные, что за этот период число жертв этого террора превысило 17 тысяч верных Престолу и Отечеству людей всех сословий.
А робкий ответ власти на заливающую страну кровавую волну ни коим образом нельзя считать адекватным. Решающую роль в неадекватности этого ответа сыграла так называемая «общественность», парализовавшая все усилия власти восстановить нормальную обстановку в стране{113}. Результат — известен. Хорошо известен.
Но вот то, что нечто похожее могло случиться, пусть в «региональном» масштабе, уже в эпоху грозного врагам Царя Николая I, уже после разборки — чересчур мягкой, конечно — с «героями» 14 декабря, это как-то не на слуху. Так что же все-таки произошло на Черном море и курирующем его флоте в конце 20-х — начале 30-х годов уже позапрошлого века? И почему об этом как-то не принято говорить?
Адмирал А.С. Грейг — «моряк и ученый»
Главным командиром Черноморского флота и портов, а также военным губернатором Николаева и Севастополя был со 2 марта 1816 года вице-адмирал Алексей Самуилович Грейг. Почти все эти годы А.С. Грейг прожил в Николаеве, где в то время находилось управление Черноморским флотом{114}.
Грейг был старшим сыном адмирала Самуила Карловича Грейга, перешедшего 20 апреля 1764 года из лейтенантов английского флота в капитаны 1-го ранга флота русского. Самуэль Грейк, как он сам себя называл, был сыном вольного моряка из Шотландии. Новой родине служил честно, приняв участие младшим флагманом уже в 1-й Средиземноморской экспедиции русского флота в составе эскадры Орлова-Спиридова. И закончил службу, как полагается — скончался 15 октября 1788 года в каюте своего флагманского корабля «Ростислав», блокируя шведский флот в Свеаборге, предварительно нанеся ему сокрушительное поражение у острова Гогланд 8 июля того же года.
При этом, однако, имея потомственное русское дворянство, Грейг оставался английским подданным. Что исключало, в частности, возможность участия Грейгов в боевых действиях против Англии. Только в 1813 году Алексей Грейг принял русское подданство. В книге «Флотоводцы России» о А.С. Грейге сказано, что некогда он прославился «в боевых действиях на Средиземном море под руководством Д.Н. Сенявина», но с годами утратил боевой дух и интерес к флоту{115}.
В немалом числе трудов, посвященных деятельности А.С. Грейга, как вышедших до революции, так и позже, с редким единодушием подчеркивается, что он был прекрасный моряк, а в дополнение — ученый, инженер, астроном, специалист по экономике, а также, что характерно, честный человек. Судя по всему, действительно прекрасным и универсальным специалистом был Вице-Адмирал Грейг, вот только устал малость к началу 1830-х годов от напряженной службы Отечеству. Так, в 1832 году ему на укрепление прислали из Петербурга в начальники штаба молодого Контр-Адмирала, героя Наварина Генерал-Адъютанта Лазарева Михаила Петровича, а вскоре и вовсе отозвали в столицу на почетную и необременительную должность в Госсовете[63]. Так все и утряслось.
А уж при Лазареве и его сподвижниках и учениках — Корнилове, Нахимове, Путятине и прочих — Черноморский флот стал и вовсе образцово-показательным. И говорить, в общем, нечего.
Так до недавнего времени считал и автор, пока в 7-8 номерах «Морского сборника» за 2005 год не натолкнулся на военно-историческое расследование капитана 1-го ранга Владимира Виленовича Шигина, посвященное трагической судьбе одного из национальных героев России — Александра Ивановича Казарского — командира знаменитого брига «Меркурий»{116}.
Честно говоря, по наивности своей, автор считал, что самый невероятный бой военно-морской истории всех времен и народов и сейчас известен всем и не нуждается в напоминаниях о себе, а также описаниях и комментариях, но демократическая действительность быстро убедила его в обратном. Поэтому для понимания дальнейшего придется немного рассказать и о нем. Не претендуя на оригинальность, назовем наш рассказ, как называется картина известного морского баталиста, друга адмирала Лазарева Ивана Константиновича Айвазовского, посвященная подвигу «Меркурия», его командира и экипажа.