– Ведь Вы не бросите меня у алтаря? – хотела спросить девушка и не могла.
Стоило Мэри-Энн вплыть между ними, разорвав ИХ пространство, как Натали и вовсе не узнала жениха: он словно весь забрался в броню. Ту самую, которую по маленьким частям ей удалось уговорить его снять. Но вот он снова стоит с прямой спиной, чёрствым выражением лица, говорит отрывисто и холодно, но Натали не простушка. Она хорошо изучила глаза своего будущего мужа, и с болью глядела она на чужие муки сдерживаемой любви, которые теперь воспринимала как свои.
– Почему Вы сделали предложение мне, а не ей? Почему? – эти вопросы она также проглотила и нашла в себя силы улыбнуться и ответить на приветствие родственницы жениха.
В глазах Джона она увидела благодарность и вину.
– Кто же третий лишний здесь? – это не выходило из головы Натали. Она узнала многое о Мэри-Энн, о её жизни, связях, бумажном родстве с Уитмором-младшим, а также к своему ужасу столкнулась с противоречащими друг другу слухами: кто-то считал, что Джон – деспот и не позволяет тратить родственнице её состояние, иные были убеждены в тайном венчании двух «голубков», третьи настаивали в совершенно непотребных отношениях в этой семье.
Встречи с Джоном после возвращения его родственницы стали редкими, сухими и очень формальными. Больше он не позволял себе сладостей, даже если Натали настаивала, улыбался одними уголками губ, а его спина была воинственно прямой. Натали видела эту выправку много раз: отец же был военным, и особенно вытягивался, когда рядом находился кто-то из людей выше его по званию, когда надо было «держать лицо». И это ранило куда сильнее, чем превращение их бесед в скучную констатацию состояния погоды и проверки готовности отдельных дел к свадьбе. Ведь это означало, что он отдаляет себя от неё, держит на расстоянии, проводит чёткую грань между ними.
Это было больно для девушки, которая стала осознавать, что с её стороны данный брак – по любви…
-4-
Приём в честь помолвки был шумным и пафосным.
Джон ловил взгляд Натали, и они понимающе кивали друг другу. Им обоим хотелось бы сейчас оказаться в тишине, однако правила высшего света диктуют свои правила, и они обязаны им подчиняться.
Гости делали комплименты роскошному бриллиантовому колье на шее Натали – подарку Джону на её совершеннолетие, а девушка больше радовалась восхитительной большой книге по истории искусств, которую Джон преподнёс ей, уединившись в кабинете отца. И она видела, сколько удовольствия доставила жениху её искренняя радость. Тогда же Натали, крепко прижав книгу обеими руками к трепещущей груди, подарила целомудренный поцелуй в щёку своему Ледяному богу. И тогда Джон улыбнулся: широко, расслабленно, счастливо. В ответ он мягко погладил нежную щёку невесты, затем, словно опомнившись, поспешно откланялся.
Со дня рождения Натали до этого приёма прошло неполных две недели. Джон появился у Сандерсов всего два раза, и оба раза девушка видела на его лице отблески тщательно скрываемых страданий. Бесполезно было расспрашивать об их причинах. Натали уже знала их имя…
Мэри-Энн пришла в сопровождении нескольких кавалеров, которые соревновались между собой за право взять её меховую накидку, поднести ей шампанское, зажечь сигарету, встать ближе…
– Джон, дорогой! – широко улыбнулась она, пронзая его ледяным взглядом, затем повернулась к Натали. – Добрый вечер!
Невеста Уитмора-младшего готова была поклясться, что её будущая родственница намеренно использует тон хозяйки вечера. Ресницы Мэри-Энн красиво опустились и поднялись, пока та оценивающе оглядела Натали.
– Джон, – Мэри-Энн игриво наклонила голову, – помнишь, что я говорила о кухарке?
Скулы Джона красноречиво дёрнулись, Натали осторожно коснулась кончиками пальцев ребра его ладони. Молодой человек опомнился, взял себя в руки и приветствовал следующих гостей. Пусть Натали не знала, причём тут кухарка, однако бывают случаи, когда всё ясно без слов.
Приём шёл своим чередом. Гости сходились во мнении, что милой мисс Сандерс невероятно повезло! Родители невесты сияли словно рождественские огни.
Мнение о том, что благодетельная дурнушка будет очень удобна в роли тихой, покладистой, удобной жены, активно продвигалось ослепительной Мэри-Энн, которая отпускала по этому случаю меткие остроты.
– Мужчина обязан иметь хлеб на столе, но только счастливчики вкушают деликатесы, – говорила она, купаясь во внимании к себе.
Джон заметил в толпе почитателей Мэри-Энн человека, которого никто не звал.
– Мистер Димитриадис, – поприветствовал он грека.
Тот выглядел неважно. С последней их встречи, он ещё больше осунулся, похудел. Лихорадочный блеск глаз, обращённых на Мэри-Энн, отражал тот внутренний огонь, что сжигал молодого человека. Его тело реагировало на малейшее движение бывшей невесты, с готовностью подаваясь вперёд или чуть качаясь в сторону. Выглядело это жутковато.