— Ты дал мне уверенность и независимость. Ты так многому меня научил. Ты дал мне мир. Проблема в том, что когда ты ушел, ты забрал с собой мой мир. И я снова хочу его вернуть. Я хочу жить и не быть этой пустой оболочкой самой себя, которой я была с тех пор, как ты умер.
Она глубоко вздохнула, зная, что то, что она скажет дальше, было глупым. Но ей нужно было сказать это и отпустить навязчивые эмоции.
— Еще хочу сказать, что прощаю тебя. Я знаю, это звучит так глупо. Тебе не нужно мое прощение. Но я так долго злилась на тебя за то, что ты бросил меня. Я была такой эгоисткой. Я провела три года в гневе и обиде, и с сегодняшнего дня я больше не буду этим человеком.
Она позволила своей руке скользнуть по нагретому солнцем мрамору надгробия.
— Я тебя люблю. Я скучаю по тебе. Я всегда буду любить тебя. Но до свидания, Роберт. Где бы ты ни был, я надеюсь, что ты спокоен, и я надеюсь, что ты знаешь, как сильно я тебя любила. Спасибо, что любишь меня.
Она закрыла глаза, в которых собрались слезы, и не открывала их до тех пор, пока не убедилась, что сможет вернуться к машине, где ждал Марк, не выглядя развалиной.
Бросив последний взгляд на могилу и цветы, которые уже потеряли несколько лепестков на ветру, Ева повернулась, расправила плечи и пошла прочь. Поднялся ветер, солнце пробивалось сквозь облака, освещая ее лицо. Она повернула лицо вверх, наслаждаясь теплом, когда мир заключил ее в свои нежные объятия. Как будто Роберт посылал ей сообщение, или, возможно, она только представляла, как он благословляет ее решение.
Марк придержал для нее дверь, не сводя взгляда с ее лица, как будто пытался понять ее настроение. Она старалась не проявлять никаких внешних эмоций. Потому что она была уверена, что то, что она скажет дальше, ему не понравится, и если он подумает, что она расстроена, он никогда не оставит ее одну до конца дня.
Она подождала, пока он сядет за руль и тронется, прежде чем повернуться к нему.
— У меня сегодня планы на обед, так что тебе не обязательно оставаться со мной. И у меня есть планы на вечер, — пробормотала она.
Брови Марка нахмурились, и он даже не попытался скрыть свое беспокойство. Он взял ее за руку, когда они остановились у светофора.
— Что с тобой происходит, милая?
Его тон был взволнованным, глаза пристально смотрели на нее.
Она одарила его полуулыбкой.
— Я обедаю с Кристиной и Никой. Пришло время прекратить изображать скорбящую вдову каждый год в один и тот же день. Прошло три года, Марк. Он ушел и не вернется.
Она остановилась на мгновение, боль от собственных слов на мгновение перехватила дыхание. Но это нужно было сказать. Следует признать. И, возможно, слова, произнесенные вслух, сделали это намного более реальным.
Ева могла поклясться, что увидела облегчение в его глубоких карих глазах, но оно прошло так быстро, что она решила, будто ей это показалось.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пришел после обеда с девушками?
Она покачала головой:
— Нет. В этом нет необходимости, Марк. Ты достаточно долго ухаживаешь за мной. Пора мне встать на ноги. Я уверена, что для тебя должно быть облегчением то, что тебе не нужно возиться со мной из-за страха, что я наложу на себя руки. Мне просто жаль, что я так долго была для тебя обузой.
На этот раз в темных глазах Марка вспыхнул гнев:
— Черт возьми, ты не обуза! Роберт был моим лучшим другом, Ева. Он — и ты — чертовски много значите для меня.
Она сжала его руку, когда он прибавил скорость после того, как машина позади них сердито просигналила, потому что Марк не сразу тронулся после того, как загорелся зеленый свет.
— И я ценю это. Я ценю все, что ты для меня сделал. Но пора, Марк. Я должна это сделать. Он ушел. Я должна это принять.
Марк не ответил. Он устремил взгляд вперед, в салоне машины повисло сильное напряжение. Разозлила ли она его? Она только была честна и искренне думала, что он будет рад, что ему больше не придется обращаться с ней, как с хрупким стеклом. Что он сможет возобновить свою жизнь, не делая ее приоритетом для себя.