Войдя в отделение неотложной помощи, Марк сразу же попытался узнать, в каком состоянии находится Ева, и может ли он ее увидеть. Офицер полиции, стоявший рядом со стойкой регистрации, услышав, что Марк произнес имя Евы, жестом подозвал его к себе.
Разочарованный задержкой, Марк вместе с копом отошел в сторону.
— Вы знаете, как она? — прямо спросила Марк. — Вы были на месте аварии? Что, черт возьми, случилось?
Полицейский вздохнул:
— Могу я узнать характер ваших отношений с пострадавшей?
— Я ее жених, — соврал Марк. — Она живет со мной. — Очередная ложь. — Я видел ее только сегодня утром, незадолго до того, как это, очевидно, произошло. Я ушел на работу, а теперь это. — По крайней мере, это было правдой.
— Она была чем-то расстроена? Под давлением? — Он остановился на мгновение. — Есть ли у вас основания полагать, что она склонна к суициду?
— Что? — недоверчиво спросил Марк. — Какого хрена вы это говорите?
Полицейский выглядел смущенным:
— Не было никаких следов от шин, указывающих на то, что она тормозила. Она въехала прямо в дерево. Скорость не менее восьмидесяти километров в час в жилой зоне.
— И вы думаете, она пыталась убить себя?
— Я изучаю все возможные версии. Пока я сам не поговорю с ней, невозможно определить причину аварии. Но вы могли бы помочь, сообщив мне о ее эмоциональном состоянии, когда вы видели ее в последний раз. Я так понимаю, она овдовела. Может ли она быть подавлена потерей мужа?
Марк не мог подобрать слов. Ее эмоциональное состояние? Она была расстроена. Совершенно верно. Черт, он почти выгнал ее из своего дома. А потом она попала в аварию. Боже. Могла ли она сделать это намеренно? Как, черт возьми, еще она могла бы врезаться в дерево, двигаясь так быстро и не сделав попыток затормозить?
— Понятия не имею, — тупо сказал Марк. Он хотел бы иметь возможность защитить Еву, но кто, черт возьми, знает, что творится у нее в голове?
Чувство вины охватило его. Он не должен был оставлять ее сегодня утром. Он был очень зол. Но он должен был успокоиться. Они с Евой должны были обсудить свои проблемы, как два разумных взрослых. Только он не был рациональным. Пыталась она покончить с собой или нет, но во всем виноват Марк.
Но он не мог сдержать ярость при мысли о том, что она сдалась. Проявила слабость. Это была не та Ева, которую он знал. Или думал, что знает.
Он отвернулся от полицейского и зашагал обратно к стойке регистрации.
— Я хочу увидеть Еву Корнилову. Сейчас.
— Простите, сейчас врачи работают над ней. Если вы пройдете в зону ожидания, я позову вас, как только будет можно ее увидеть.
— Что значит «работают над ней»? — потребовал ответа Марк. — Что с ней не так? Насколько сильно она ранена? Она будет жить?
Лицо регистратора светилось сочувствием:
— Я знаю, что тяжело ждать и не знать, но уверяю вас, наши врачи делают все возможное, и, как я уже сказал, как только я что-нибудь узнаю, я сразу сообщу вам.
Марк вскинул руки и зашагал обратно в зону ожидания, но не смог сесть. Как он мог? Это было снова дежавю. Три года назад. Эта же больница. Такое же ужасное ожидание только худших новостей. Роберт мертв. Им не удалось его спасти. Его травмы были слишком тяжелыми.
Только его авария произошло в результате несчастного случая. Он ничего не мог сделать, чтобы этого избежать. Могла ли Ева сказать то же самое? Неужели она была так обижена и расстроена, что въехала на машине в дерево в надежде на смерть?
Он не мог осмыслить это. Не мог понять этого. Но это было то, что подозревала полиция. Иначе зачем им знать, склонна ли она к самоубийству? Что, если ее к этому подтолкнул он, Марк?
Наконец он сел и закрыл лицо руками. Спустя целую вечность медсестра позвала семью Евы Корниловой. Так как в данный момент Марк был там единственным, он поспешил вперед.
— Как она?
Медсестра улыбнулась:
— Она будет в порядке. Она немного одурманена от обезболивающего, которое мы ей дали, но мы не могли лечить ее, пока не получим рентгеновские снимки и результаты компьютерной томографии.
Марку было плевать, в каком она состоянии, пока она была жива.
Медсестра отвела его к одной из палат и открыла дверь, позволив войти. Он втянул воздух, когда увидел Еву, лежащую на носилках, бледную и в синяках. У линии волос и в уголках рта была засохшая кровь.
Она выглядела такой чертовски хрупкой, что он боялся прикоснуться к ней.
Он подошел к ее постели, и ярость снова охватила его. Она сонно моргнула, а затем посмотрела на него. Мгновенная боль заполнила ее глаза, и она отвернулась. Это только еще больше разозлило его.