– У Нади Персидских…– она зашла на кухню, – мама, что случилось?
– Дрянь, ты хоть знаешь, что случилось. – Между ног лежал лед, на лице и шеи синяки. – Как ты могла бросить родную мать…
– Я не хотела… – она кинулась в слёзы.
– Такая же как он, никто в доме меня не любит. – Кричала Лизи.
– Я люблю тебя, мама…– встала на колени перед ней.
– Твари не умеет любить…
– Мама…– рыдала она.
– УБИРАЙСЯ В СВОЮ КОМНАТУ И НЕ ВЫХОДИ БЕЗ РАХРЕШЕНИЯ, СЛЫШЕШЬ НИКОГДА. – Лизи толкнула ногой и та упала, – МАРШ В КОМНАТУ, НЕБЛАГОДАРНАЯ ТВАРЬ. – Эти крики были слышны на улице, на пустой улице.
Фредова побежала, но остановилась у спальни родителей, увидела кровь на постели и отца, надевающего рыбатскую форму. Посмотрела на него моляще, но не было и доли сожаления, словно был согласен со словами матери. Она вбежала в комнату, улеглась поудобнее и рыдала больше часа. Слёзы капали на махровый ковер, спустя время потекла кровь из носа и наконец начала успокаиваться.
Колба (74%). В этом мире есть, хоть какая-то справедливость?
– Тебя подвезти? – надеялся Джордж.
– Нет. Я на машине. – пропарировала Аделаида.
– Тогда отвези меня, если не сложно.
В недоумении…
– Я из вежливости предложил, хм.
– А если согласилась? На себе бы повез? – Кокетничала
– Тогда помогай с бумагами и пошли, только компьютер выключу.
В машине, вставляет ключ зажигания.
– Слышал, Авин уехал в отпуск. В такой то разгар.
– Ага, он умеет… – заревел мотор, она замолчала.
– Что именно?
– Сваливать в отпуск, когда работа кепит.
В пути Джордж не смотрел посторонам, картины удручающие. Навевают меланхолию.
– По мне, ты холодна с мужен, скажи если я не прав? – Она затормазила и повернулась к нему.
Джордж наклонился, едва не касаясь носа.
– Я вижу тебя на сквозь. (Так что вернись к жене с полным баком). Я люблю мужа и ничего не хочу…– поцеловал её.– Вымитайся.
– Да брось…
– Пошел вол.
Застопорился, фыркнул и вышел со словами: "Работаем". Гроза рассеялась, теплые лучи солнца ложились на бледное тело, и этот свежий слабый ветер после дождя подбадривал на всём пути.
Алиса вернулась, точнее влетела через три с половиной часа.
– Я дура? Скажи, я дура? – Размахивала пистолетом Гюрза, который весил более килограма.
– Что? Нет.
– Тогда почему я не должна тебя пристрелить?
– В смысле? О чем ты?
– Выдела как ты засосал Сучку Викандер!
– Я…я
– Пока я бегаю по подсобкам бухих стариков, в поисках (незарегистрированного) оружия и с самого утра скачивала схемы здания больницы, ТЫ у нас развлекался с этой толстухой.
– (Надо было только Крыло Грин, дура). Я думал сделать её париманкой…
– Не надо лапши. Я не буду скандалить, есть дела поважнее. Изучай схемы и учи стрелять.
– …
– Влад.
– М-м-м.
– Мы приехали. – Лили помогла вылезти и провела в дом.
– Ложись на диван.
Почему так плохо. Глаза зудят, забыл когда голова не болела. Почесал её и перхоть клочьями посыпалась, и восполение на запястье не унимается.
– Вот, выпей.
– Что это?
– Таблетки, которые дал психиатр. – Запил капсулу.
– Разве не рецепт должен…-отрышка, – дать?
– Он сказал, что таких таблеток даже в ближних городах не продают. Только в Москве. И отдал эти, потому что другой пациент, так и не забрал.
– М-м-м.
– Не забывай. Две таблетки каждый день, четыре недели.
– Месяц. – Прикрыл глаза.
– Да. Я хотела с тобой кое о чем поговорить, но думаю это подождет. Отдыхай.
– Угу. – Он засыпал.
Июль проходил, нет пробегал мимо героев. Влад выздоравливал, перхоть едва заметна как и опухоль на руке, головные боли неотпуска неделю, да и поспособствовала новость о новом мужчине матери. Энергия возвращались к подростку в самом расцвете пубертата и выплескивал их на родителя. Выходил погулять вокруг дома и назад, что мало для загара да и для здоровья. Фредова не навещала и не звонила. Анне оправил два письма: одно с пожеланиями и вопросами, второе нытье о своей ситуации. Не знаю дошли ли они, а если и дошли, то её письма увидит уже когда она прилетит в город. Апатия крепла. Меланхолия забирала силы, которые с тяжелым трудом выкапывал. Кошмары не оставляли в покое не на одну ночь. Он завязывал себе рот шарфом, чтобы мама не беспокоилась, она и так натерпелась. Кошмары о мисторе Ничто, о мертвой паре…я трус. Какой же я трус! Таблетки сильно помогали, но не глушили внутрении крики, и не восстанавливали сломанные ребра от груза вины. Стыд за обедом, перекрывал глотку. Голос срывался от постоянного стресса. Не смотря на всё, тело здоровело и крепло, но душа умерала со скоростью интернета.