— И я тоже… Так захотела. — И она, засмеявшись, быстро выехала из комнаты.
Дверь хлопнула, и Сомов услышал голос Марьи Касьяновны:
— Ой, запалилась я, доченька! Молочка хочешь?
— А у нас гость. У нас Егор Петрович!
Сомов вышел на кухню. Марья Касьяновна, увидев Сомова, ловко накинула на голову косынку и завязала на шее.
— Корову доить ходила. Молока парного, Егор Петрович?
И снова Сомов поразился сходству бабушки и внучки.
Молока он выпил. Марья Касьяновна налила его из блестящего подойника. Согретое живым коровьим теплом, пахнущее молодой травой, молоко это напоминало ему далёкое детство…
— Каждый день по кружке, — сказала Марья Касьяновна, — так за месяц как бычок станете!
Надя залилась смехом.
— Ну что ты, бабушка! Придётся нам его пасти!
И они вновь засмеялись так весело, что и Сомов не выдержал.
Напившись молока, Сомов пошёл показывать Наде свою мастерскую. Лукерья, увидев их вдвоём, и глазом не моргнула, будто они бывали у неё каждый день.
В мастерской Наденьке понравилось. Она перебирала тяжёлые тюбики с краской, нюхала их. Все это время, пока они были вдвоём, Надя незаметно и пристально разглядывала Сомова. И когда в один из таких моментов Сомов перехватил её взгляд, то увидел, что глаза её куда старше, чем она сама.
Потом она стала внимательно рассматривать его альбом, а Сомов взял лист бумаги, карандаш и начал быстро набрасывать её головку. Из окна, подсвеченный зеленью, шёл рассеянный свет. От этого глаза казались глубже. Когда Надя откидывала голову, то на её шее просвечивалась голубая жилка. Жилка подрагивала, словно жила своею собственной жизнью.
"В ней что-то от той балерины, — подумал Сомов, — и неяркие губы, и тонкий, точеный носик. Надо быть готовым, чтобы понять эту красоту!" И он неожиданно догадался, что подготовили их встречу все те поиски, сомнения и страдания, истинную цену которых он познавал только сейчас.
В уголках её губ лежала тень, в которой таилась полуулыбка, нежность. Работая карандашом, Сомов думал о красках. С красками он был особо тщателен. Продумывал всё до мелочей. Когда же начинал работать, умел безошибочно смешивать цвета, добиваясь естественности. Отделывая локон, Сомов забылся и, когда поднял глаза, увидел, что Надя внимательно и серьёзно смотрит на него.
— Ваши портреты готовы вот-вот заговорить. Вы, как бы это, несовременный. Я вас совсем не знаю.
— У нас много времени впереди, — сказал Сомов и догадался, какие нужны краски, чтобы её глаза вышли почти такими же. "Почти! — подумал он про себя. — Но не такие же!" — А несовременный, наверное, оттого, что учился у старых мастеров.
— У вас есть любимый художник?
— Конечно. Боровицкий. И вообще, старинная русская школа.
— Я знаю! Я это поняла! — Надя улыбнулась радостно. — Я сразу это поняла! Я ещё плохо образована, но я уже умею понимать и различать! Это как и в литературе. Есть Толстой, Лесков, Тургенев, Бунин. Я всё время думала, откуда они вдруг такие?! Потом мне попались летописи… И я всё поняла! Так они хороши! А многие не понимают, и почему?
— От лени, — сказал Сомов. — Это всё от душевной лени.
— А как вы относитесь к Пикассо?
— Никак. Я его не люблю. Он на меня как художник не воздействует.
— А меня он просто угнетает! Нельзя настоящие чувства выражать формально! Это разрушает!
От этих слов словно электрический ток пробежал по рукам Сомова. "Это разрушает! — произнёс он про себя. — Какая она, однако… Да ведь я могу в неё влюбиться!" И от этих мыслей у Сомова выступила испарина на висках, так были сильны в этот момент его чувства.
Чтобы Надя не заметила его волнение, он поднялся и показал ей свой набросок. Надя восхищенно сказала:
— И как это можно, чтобы вас так слушались руки? Ну вот убей меня, а я и сотой доли этого не сделаю!
— Нужно работать каждый день. Появится навык, потом мастерство.
— А талант?
— Это изначально. Но к таланту надо обязательно и ремесло!
— Как Савва Игнатьевич! Вы сейчас как Савва Игнатьевич сказали!
— Кто это?
— Он егерь. Вот вам кого бы нарисовать! Он знаете какой? Огромный! Стремительный! Только он в селе почти не бывает. У него жена погибла пять лет назад. Хотите расскажу?
— Расскажите.
Надя отъехала от окна к стене.
— Перед ноябрём жена Саввы пошла в село. Они сами жили в тайге. Там у них дом. Я её не видела. Бабушка говорила, что она была красивой. Вы знаете, они оба были актёрами!
— Что?! — воскликнул Сомов.
— Правда, правда! Вернее, его жена была актрисой. Он её увидел, влюбился. Она, конечно, тоже. В Савву невозможно не влюбиться!