— Просто вспыхнуло, и все? — спросил я.
— Если тебе удобнее в это верить, милости просим, приятель, — сказал человек без шеи.
— Вы что, хотите сказать, что дом подожгли?
— Если вам нравится вкладывать слова в мои уста, тогда другое дело.
Он сделал шаг ко мне, ухмыляясь. Глаза у него слезились, и несло от него застарелым дымом, свежей выпивкой в половине десятого утра и отчаянием. Я немного подвинулся и повернул голову так, чтобы он заметил рану на щеке. Он заметил и отступил.
— Там кто-нибудь был? Мун находился дома?
— Мун? Что Муну там делать?
— Я полагал, дом принадлежит ему. Я с ним вчера разговаривал.
— В самом деле? — Человек без шеи вдруг заинтересовался. — О чем это, приятель? Не о порнофильмах ли?
— Что вы знаете о порнофильмах?
— Я слышал, они там такие фильмы снимали. Причем с молодежью. И собирались их продавать. Это правда?
— Возможно, — предположил я. — Но слушайте, если это не дом Муна, то чей?
Лицо человека без шеи внезапно стало пустым, как будто кто-то щелкнул выключателем. Я нашел в кармане банкноту в пять евро и помахал ею у него под носом.
— Никаких имен. Но здорово, когда кто-то может покупать кабаки и дома повсюду, пить на халяву в регби-клубе, существующем только для богатеньких. Повезло некоторым, мать их, верно?
Снова Брок Тейлор. В этом деле никак без него не обойдешься. Я отдал человеку без шеи пятерку. Он в знак благодарности схватил меня за руку, но я вырвался, подмигнул ему, поднял вверх большой палец и поплелся к своей машине. Я слышал, как он кричит что-то мне вслед. Но я шел сквозь дым и не оглядывался.
Я остановился около дома, откуда наблюдалась гостиница «Вудпарк». Я отсутствовал всего пятнадцать минут, так что был шанс, что Джонатан все еще здесь. После часа ожидания я начал в этом сомневаться; через два часа был готов отказаться от этой идеи, сочтя ее неудачной. Мне повезло, что я не успел уехать, — минут через пятнадцать он вышел вместе с Дарреном и Уэйном Рейлли. У Уэйна нос был забинтован, чему я от души порадовался. Троица постояла несколько минут на автостоянке, согласно кивая друг другу, затем они разошлись. Ну и компания у него.
По дороге к Дэну Макардлу, полицейскому детективу в отставке, я позвонил Сандре Говард и извинился, что так надолго пропал и не позвонил раньше.
— Ничего. В эту ночь мало кто спит.
— Могу себе представить. Как дела у Эмили?
— Она очень расстроена, как ты можешь себе представить. С ней Дэвид Мануэль. Он на нее всегда успокаивающе действует. Деннис сказал, что ты там был. Ты видел… тело. Ты думаешь, Шейн?..
— Я не знаю, Сандра, больше ничего не могу сказать. Не знаю. Но я исхожу из посылки, что он этого не делал.
— Тогда ты все еще с нами. Слава Богу хоть за это. Деннис говорит, что, с его точки зрения, у них нет достаточных улик, чтобы обвинить его.
— Скорее всего это так, — сказал я.
— Эд, я должна перед тобой извиниться. За прошлый вечер.
— За какую часть вечера?
— За пощечину.
— Ладно. Потому что о другой части я не сожалею.
— Я тоже. Я надеялась… мы когда-нибудь сможем повторить. Скоро.
— Я тоже.
Мы немного помолчали.
— Эд?
— Я здесь.
Но ненадолго. Движение стало очень плотным, когда я свернул с шоссе М-50 на Таллат и мне потребовалось все мое внимание.
— Мне придется через минуту отключиться, Сандра.
— Стивен Кейси, — сказала она.
— Да?
— Ричард О'Коннор, мой первый муж. Он был раньше женат. Его жену убил — зарезал — человек, ворвавшийся в дом. Рок тоже пострадал. Это человек… по сути, мальчишка… который ее убил…
— Это был Стивен Кейси?
— Да. Он покончил с собой. Съехал на машине с обрыва в гавань Бельвью. Его нашли в День поминовения усопших в 1985 году. Я не могла… я не должна была тебе это рассказывать; столько всего случилось, я не хотела туда возвращаться. Ты меня понимаешь, Эд?
Что такое Дэвид Мануэль сказал про Говардов? «Имеет значение то, что случилось двадцать, тридцать лет назад».
— Разумеется, я понимаю. Скоро увидимся.
Я отключился, потому что она начала меня спрашивать, когда именно. Что касается Сандры Говард, я себе не доверял. Радовался, что она рассказала мне о Стивене Кейси, но я был далеко не уверен, что она рассказала мне все. Мне самому придется это выяснить, так что лучше пока держаться на расстоянии. Но мне не хотелось держаться на расстоянии, и я сильно сомневался, что это сделаю.
Я проехал через ряд промышленных зон и больших магазинов, куда можно въехать прямо на машине. Жилые кварталы располагались выше, ближе к предгорьям. Кроме того, попадались новые, сверкающие жилые постройки вдоль дороги — в некоторых еще высились подъемные краны. Я свернул с дороги между Таллатом и Джобстауном и въехал в новый жилой комплекс под названием «Платановые поля». Вокруг виднелись следы безуспешных попыток создать ландшафтный дизайн, и примерно штук шесть платанов усыхали под грузом названия; с одной стороны располагалась заправочная станция, с другой — здание склада. Дэн Макардл, открыв мне входную дверь, дожидался меня на одиннадцатом этаже. Его квартира не казалась такой роскошной, как у Дэвида Брэди, все приборы подешевле, мебель проще и функциональнее, но, несмотря на это, создавалось впечатление общежития — это была только крыша над головой, где можно спать, но не дом, где хотелось бы жить — во всяком случае, продолжительное время. Дэн Макардл в коричневой тройке, рубашке и при галстуке, но в домашних тапочках, сверкая стального цвета сединой, пригласил меня сесть за обеденный стол в двух шагах от кухни и гостиной. Пока он готовил чай, которого я не просил, я слушал шум воды в ванной у соседей, телевизор, передающий новости, и голос женщины, ведущей мучительный разговор с провинившимся бойфрендом. Аккуратная, чистая комната пахла табаком, жареной пищей и сосновым освежителем воздуха. Макардл поставил передо мной кружку с чаем и диетическое печенье, и сам сел напротив со своей кружкой.
— Неплохая квартирка, — заметил я.
— Фантастика, верно? — Он говорил с густым старым дублинским акцентом. — Жена умерла, я бродил по дому, детей не нажили, вот я и продал все, получил хорошие деньги, купил три таких вот клетушки — в одной живу, другие две сдаю; хорошее получилось капиталовложение, существенная прибавка к полицейской пенсии. Совсем неплохо.
Он обмакнул печенье в чай и принялся его сосать. Ему было примерно лет семьдесят — серебряные кустистые брови, темно-серые глаза, выдающийся подбородок, чисто выбритый и благоухающий лосьоном; пиджак на слегка обмякшей фигуре казался великоватым, а воротник рубашки далеко отставал от морщинистой шеи. Физически сильный человек, смирившийся с угасанием своей силы или с чем-то похуже. Он как будто прочитал мои мысли, потому что вытащил пачку сигарет «Мейджер» и поставил между нами пепельницу.
— Рак легких. Они мне говорили, чтобы бросил. Только пусть они застрелятся, верно?
Он прикурил сигарету, глубоко затянулся и потом пять минут кашлял. Я пошел к раковине и принес ему чашку воды — не смог найти стакана. Он выпил воду и снова сунул сигарету в рот. Я тоже закурил, и так мы сидели несколько минут молча и курили. Шум из других квартир был настолько громким, что казалось, будто он доносился из той самой комнаты, где мы сидим. Но Макардл не обращал на него внимания, может быть, даже радовался, иногда постукивая пальцами в такт музыкальной заставке на телевидении или поднимая бровь с насмешливым сочувствием к девице, либо кричавшей в трубку, либо жалобно рыдавшей.
— Я надеялся, что вы сможете рассказать что-нибудь о деле Стивена Кейси.
— Так сказал наш храбрый Дейв. Вы ведь с ним давние приятели? Дейв первым приехал в этот дом в тот раз, он был еще совсем зеленым, и я даже подумал, что он не задержится после того, что ему довелось тогда увидеть. Богом клянусь.
— О каком доме речь?
— Дом доктора О'Коннора в Каслхилле, в тупичке почти рядом с гостиницей. Парень постучал в дверь поздно, где-то около девяти вечера. Уже темнело, ранняя осень, сентябрь. Наверное, им не следовало открывать. Но ведь то был дом врача, они привыкли к визитам в разное время, да и, с другой стороны, кто бы не открыл дверь в те времена? Ведь мы об этом думаем только сегодня.