Она села на стул рядом со мной и кивком поздоровалась с несколькими посетителями. Принесли выпивку. Марта О'Коннор взглянула на мою комбинацию виски и пива и улыбнулась.
— Вы здесь приживетесь без проблем, — заметила она. — Эд Лоу. Вы работали над делом Даусона, верно?
Я кивнул.
— Не думаю, что в том деле мы узнали действительную историю.
— Я тоже сомневаюсь. Об этом позаботилась армия юристов.
— Не хотели бы рассказать об этом? Правду от человека изнутри…
— Когда уйду на пенсию, вы услышите мой рассказ первой.
— Если вы будете продолжать пить в таком же масштабе…
— Давайте выпьем за пьянство, — предложил я. — Кто хочет на пенсию?
Я поднял свою кружку, она улыбнулась и чокнулась со мной.
— Сейчас я работаю над делом, в которое вовлечена ваша мачеха, — сказал я. Ее улыбка стала слегка напряженной.
— Она уже вас заманила в свои сети? Околдовала? Сандра большой специалист в этом деле: завлекает мужчин, внушает им, насколько она хороша и благородна, к тому же еще и красива, пока бедняги не теряют на хер всякую способность раскусить ее.
Парочка мужчин повернула головы в сторону Марты, как будто возмутившись, что женщина может так грубо выражаться, но тут же отвернулась без всяких комментариев, увидев, кто это.
— Что они должны обнаружить, когда ее раскусят?
Марта пожала плечами:
— Расчетливость. Амбиции. Лед, — отчеканила она. — Мы с мачехой не поладили с первого дня. Думаю, это объяснимо. Десятилетняя девочка теряет свою мать, через два года ее любимый отец уходит к другой женщине — про такое во всех учебниках написано. Верно, об отце я тогда не думала, о том, в чем он может нуждаться; я думала только о себе. Знаете, а почему бы нет? Я была маленькой девочкой, видевшей, как убили ее мать. Отец был нужен мне, причем на неопределенный период. Почему он не мог подождать? Я бы вскоре превратилась в подростка.
В ее голосе чувствовалась реальная боль, причем свежая, как будто все произошло вчера.
— Поэтому я устранилась. Настояла, чтобы меня отправили в интернат, которым руководили эти извращенки-монахини, затем в Оксфорд. Один Бог ведает, с какой стати я вернулась.
— В отсутствие Божьей мудрости скажите все же, почему вы вернулись?
— Не знаю. Свести счеты.
— С вашей семьей?
— И с церковью. И со всей гребаной страной.
— И как обстоят дела? — поинтересовался я.
— Да пока неплохо, — сказала она и продолжила нараспев: — У тебя никогда нет недостатка в счетах, с которыми надо разобраться, старушка Ирландия.
Она допила пиво и махнула бармену:
— Пэт, «Карлсберг» и… Мне покупать вам две выпивки? Дорогое свидание получается, твою мать.
— Только пинту. Виски уже сделало свое дело.
— И «Гиннесс». Так как оно все выглядит там, в верхах? Теория смертельного треугольника все еще актуальна? Шейну будет предъявлено обвинение? Бедная Джессика. Она мне всегда нравилась, она была очень сексуальной.
— Вы сейчас работаете? — спросил я.
— В кругах близких к… — шепнула она.
Я покачал головой.
— Больше я не могу ничего рассказать.
Принесли выпивку, и мы занялись делом.
— Я хотел расспросить вас про доктора Джона Говарда, — продолжал напирать я.
— Ну, это уже работа. Такая информация вам даром не достанется. Если вы не хотите поделиться вашей…
Я взглянул на нее. Она усмехалась, но была человеком серьезным и делала тщательную и ценную работу.
— Ладно, но то, что я вам расскажу, должно остаться тайной до того, как я разберусь с этим делом, понятно?
— Это вы так говорите.
— Нет, я серьезно. А затем я расскажу вам все — при условии, что меня вы упоминать не будете. Потому что речь идет о жизни и смерти людей. Включая ваших родителей.
Она некоторое время не поднимала глаз, когда повернулась ко мне, лицо было решительным, глаза мрачными. Она кивнула.
— Значит, так. Я сегодня говорил с полицейским в отставке, занимавшимся делом об убийстве вашей матери и в результате повышенном до инспектора. Поймите, он ничего не говорил открытым текстом, но был явно недоволен результатом. Особенно он расстраивался насчет того, что Кейси действовал в одиночку. Он говорил о разнице ран вашей матери и отца, о том, что Кейси не только был учеником вашей мамы, но и игроком в команде по регби, которую тренировал ваш отец, и сыном горничной в доме Говардов. Его обучение оплачивали Говарды.
— Вы хотите сказать, что Сандра и мой отец…
— Я ничего не хочу сказать. Это все гипотезы…
Марта О'Коннор нетерпеливо кивнула, как будто хотела сказать: «Я знаю, как это делается, оставьте это дерьмо для недоумков».
— Ладно, мальчишка был любимчиком в классе Сандры. Наверняка некоторые из одноклассников считали, что там есть нечто большее, чем просто фаворитизм. Значит, мы можем предположить, что Сандра…
— Трахала его.
— И в процессе учила его, что следует делать. Околдовывала, как вы выразились. А хотела она, чтобы доктор Рок стал свободным. Что, естественно, подразумевает, что от вашей матери следовало избавиться.
— А по этой гипотезе мой отец принимал участие в этих планах?
— Вполне возможно. Он же встречался с Кейси на поле во время тренировок. Он ведь был вдохновителем по натуре, верно?
— Люди так считают. Для десятилетней девочки, если только ей особенно не повезет, папочка всегда вдохновитель, весь ее мир. Но люди говорят, особенно в мире регби, что доктор Рок был сильным человеком. Героем для многих.
Она произнесла слово «регби» с таким выражением, будто это была детская игра, а когда говорила «доктор Рок», делала это с иронией, хотя боль, которую она испытывала от его отсутствия, все же чувствовалась.
— Хотя особой необходимости в этом не было. Сандра вполне могла обучить его сама. Она работала с перспективой: избавившись от Одри, она должна была еще завоевать доктора Рока.
Марта сидела с отвисшей челюстью.
— Знаете, я всегда удивлялась… не подумайте, что я хотела его смерти, но было очень странно, что Кейси убил ее и оставил его в живых.
— После Говарды заплатили матери Стивена Кейси. Купили ей дом.
— Чтобы молчала? Вы хотите сказать, она знала, что они убили ее сына?
— Нет, но она знала, что он убил вашу мать. И потому покончил с собой. Они откупились от нее, чтобы она не задавала неудобных вопросов.
— Например? Что имел от этого Стивен?
— Именно.
— И что же?
— Тут мы можем только предполагать, это всего лишь гипотеза: Сандра заколдовала его, внушила, что ваша мать мешает счастью доктора Рока и что, только убив ее, он может его освободить.
— Слабовато, не находите?
— Разве? Для семнадцатилетнего парня, который пошел и сделал то, чему его научили? Вполне могло хватить.
— Да, наверное, ведь он пошел и убил…
— Ваши мать с отцом были счастливы?
Марта основательно приложилась к пиву.
— Мне было десять лет, не забывайте, — сказала она.
— Я помню. Хорошее время для того, чтобы думать что хочешь, не подвергая свои мысли цензуре. Вы когда-нибудь радовались, что остались вдвоем, только вы и отец? И не стало в результате хуже, когда появилась Сандра? Я понимаю, вам может показаться предательством так думать и говорить об этом, но мне всего лишь хочется распознать логику всех этих действий — для Сандры, для Стивена Кейси, даже для вашего отца.
Марта молча смотрела в пивную кружку. Потом сказала очень низким голосом, который звучал так, будто она заранее приготовила это выступление:
— Да, я была счастлива, когда мы жили вдвоем; мать не была слишком ласковой женщиной, ей не нравилось, когда отец выказывал свою привязанность ко мне. Когда он сошелся с Сандрой, первое, что мне стало ясно: они очень сексуально привязаны друг к другу, они этим занимались постоянно, — и тогда я начала понимать, что с моей матерью у отца все было по-другому. Наверное, из-за этого мне еще труднее было смириться с присутствием Сандры. Ведь я все еще думала, что мой папа принц. Что вы на это скажете?
Марта допила пиво и поискала бармена, но его нигде не было видно. Она снова повернулась ко мне и покачала головой.
— Я вот уже пять лет плачу одной бабе за разговоры, и я даже близко не рассказывала ей того, что сейчас рассказала вам.