Внутри я всего лишь отдраил песком и покрасил полы и выкрасил потолок и стены в белый цвет. Мебели у меня имелось не много, но я купил коричневый кожаный диван, достаточно длинный, чтобы завалиться на нем спать в пьяном виде и не проснуться при этом с деформированным позвоночником. Сейчас на этом диване сидел Томми, держа в руках два пульта дистанционного управления. Я сел рядом, и он протянул мне пульт от видеомагнитофона.
— Почему ты все еще носишь обручальное кольцо, Эд? — спросил Томми.
Это был хороший вопрос, я и сам его себе задавал. Мой брак распался после того, как умерла моя дочь Лили, через несколько дней после ее второго дня рождения. Я смутно помнил, как подписывал бумаги о разводе, потому что был пьян. После ее смерти я постоянно находился в таком состоянии. Моя бывшая жена недавно связалась со мной, в первый раз после развода. Ей хотелось самой сказать мне, что она выходит замуж за мужчину, с которым встречалась еще до того, как вышла за меня замуж, и никак не могла забыть все то время, пока мы оставались женаты. Хотя я ничего об этом не знал, пока не стало слишком поздно. Она хотела, чтобы я знал, что она скоро собирается родить этому мужчине ребенка, и услышал это от нее лично, а не от кого-то еще. Я подумал, что вряд ли кто-то из тех, кто знал меня в Лос-Анджелесе, когда-либо упомянет мою жену, но, возможно, она проявила излишнюю чувствительность. Может быть, она хотела сказать, что тоже тоскует о том, что было, о том, что мы потеряли. Но вряд ли. Скорее выглядело это так, будто она собрала в кучу наше общее прошлое, нашего ребенка, нашу историю, подняла все на ладони и подожгла, причем хотела, чтобы я обязательно увидел языки пламени. Но я ничего такого не сказал. Пожелал ей удачи и повесил трубку. Я боялся не сдержаться и дать ей возможность услышать горечь в моем голосе и тоску, не покидавшую меня. Казалось, тоска никогда не исчезнет. Я все еще носил обручальное кольцо, потому что не хотел забыть языки пламени, обжигавшие меня и связывавшие с прошлым.
— Так мне не нужно от женщин палкой отбиваться, — сказал я.
Томми закатил глаза.
Я не уверен, что существуют идеальные условия, в которых следует смотреть порно, но до полудня и в трезвом состоянии точно не годится. На экране голубоглазая блондинка лет двадцати с хвостиком занималась сексом с бледным блондином примерно того же возраста или моложе на полу в чьей-то гостиной. На женщине красовалась черная бархатная маска, а на мужчине — черные очки, закрывающие пол-лица. Я посмотрел на фотографии троицы с Эмили. Похоже, в фильме выступал тот же парень. Блондинка тоже показалась знакомой. К ним присоединилась полноватая темноволосая женщина в избыточном количестве сложного нижнего белья, большую часть которого она так и не сняла. Никаких потуг на сюжет, никаких диалогов, только стоны и стенания; камера в руках оператора дрожала — он явно не отличался профессионализмом. Кроме того, отсутствовала подсветка, так что все действие происходило в полумраке.
— Томми, что с тобой случилось? — спросил я.
Я ухмыльнулся, потому что Томми всегда оставался пуританином в вопросах секса, а он быстро прокрутил диск вперед и остановился на картинке, где троица изгалялась перед зеркалом в полный рост.
— Смотри сюда, — сказал он.
Он остановил картинку. В зеркале отразилась камера и рука, державшая ее, до локтя. У мужчины на запястье висел браслет с набором выпуклых букв и цифр там, где должно находиться имя.
— Это Дэвид Брэди, — сказал Томми.
— Почему ты так решил? — спросил я. — 2ЮС2, — прочел я. — Что это значит?
— Когда Дэвид учился в Каслхилле, школа выиграла два года подряд юниорский кубок по регби, а затем и кубок в старшей лиге — тоже два раза подряд. Дэвид Брэди был единственным, кто играл во всех четырех командах.
— Регби, Томми? Скоро мы и до гольфа докатимся.
— Отвяжись. Знаешь, в гостинице «Касл» имеется прямо-таки гребаное место для поклонения этому парню.
— С каких это пор ты стал захаживать в эту гостиницу?
— Я люблю пообщаться, ты же знаешь.
Я показал Томми фотографии, и он быстро узнал тощего парня из фильма. У него имелась татуировка орла на левой лопатке.
— Обстановка тоже одинаковая — ковер, подушки, диван, — заметил Томми, кивая серьезно и задумчиво, вроде бы мы с ним напарники. Я был ему благодарен за помощь, но всему есть предел.
— Где ты это нарыл, Томми?
— Что это? — Его глаза быстро метнулись в сторону конца дивана и назад. Старый трюк.
— Это порно, которое мы смотрим. Где ты его взял?
Я встал и наклонился над ним. Увидел его зеленый рюкзак сбоку на полу у дивана. Томми не сводил с меня глаз и постукивал пальцами по подлокотнику дивана.
— Просто взял — и все, ничего особенного.
«И не думаю тебе врать» — вот что он хотел сказать своим взглядом.
— Если честно, — наконец признался он, — мне его дал Дэвид Брэди.
«Если честно». Я очень надеялся, что у него не войдет в привычку постоянно употреблять это выражение. Я двинулся к рюкзаку. Правая рука сжалась в кулак, и он выдвинул вперед левое плечо — вроде хотел сказать, что готов. Я кивнул и двинулся дальше — очень медленно, чтобы дать ему время убраться с моего пути. Он встал и отошел в сторону с видом побитой собачонки на покрасневшем лице.
В рюкзаке оказалось около двух сотен видеодисков в плотных конвертах, причем на каждом на удивление красивым почерком Томми написано: «Порно на троих». Томми отказывался встречаться со мной глазами. Я начал злиться: выключил телевизор, вытащил диск из видеомагнитофона, отсоединил систему от сети, — но это меня не успокоило.
— Томми, объяснись, пожалуйста, — попросил я.
— Да ничего особенного, приятель. Просто они у меня, вот и все.
Его акцент слышался все сильнее, скоро вообще будет ничего не разобрать.
— Ты собираешься их продавать? Почем? По десятке за штуку? Две тысячи, если ходить по домам и в подходящие пабы. Что остается тебе?
— Три четверти.
— Вранье. Скорее два евро из десяти.
— Пять. — И без того красное лицо Томми начало от гнева покрываться алыми пятнами. — Хорошо тебе говорить — тебе эти богатые суки все время платят, — сказал он.
— Верно, мне платят за работу. Это так и называется — работа.
— Тогда почему у меня нет работы? Уже три месяца не пью, не колюсь, а все еще не могу найти постоянную работу.
Что я мог сказать? Что требовалось куда более трех месяцев, чтобы убедить владельцев гаражей рискнуть и взять на работу человека, прославившегося способностью запутать все, ничего не делать вовремя и постоянно опаздывать на работу? Не говоря уже о стойком нежелании нанимать бывшего члена организованной преступной банды Халлигана…
— Ты же работаешь несколько дней в неделю на стройках.
— Ага, они ставят меня вместе с поляками и долбаными латышами и платят гроши. Я ничего не хочу сказать: они мировые ребята, — хотя я понятия не имею, чем они занимаются большую часть времени, но им легче — они ведь не секут, что их обирают. А я секу.
— Не важно, мы же с тобой договаривались: пока ты здесь живешь, никаких сомнительных дел. И так новый сержант Дейв Доннелли слишком уж часто стал сюда заглядывать. Мне не нужно никакого дерьма, Томми.
— Тут нет ничего незаконного. Это ведь не то что у меня такой бизнес, верно?
— Ходить по домам и продавать порно? Прямо как собирать деньги на церковь. Томми, где ты это взял?
Томми выглядел как напроказивший ребенок, каким он на самом деле так и не перестал быть. Мужчине за сорок это было не к лицу. Но его слова меня поразили.
— У Брока Тейлора.
— Брока Тейлора? Хозяина гостиницы «Вудпарк»?
— Угу. Удивился, верно?
Брайан Тейлор по кличке Брок (по-ирландски «барсук»), из-за натурального белого локона, резко выделявшегося в его роскошной темной шевелюре, верховодил бандой на севере города, в девяностых ограбившей три крупнейших банка в городе, не оставив никаких следов или свидетелей. И никто из членов банды не согласился давать против него показания. Он не навредил своей репутации, постоянно высылая чеки на крупные суммы в местные благотворительные организации. В конечном счете бюро по криминальным доходам конфисковало с полдюжины его домов и два кабака, потому что он не мог объяснить, каким образом ему удалось за них заплатить, хотя и стоили они в общей сложности пять миллионов. Доход Тейлора в то время состоял из восьмидесяти фунтов в неделю, которые он получал в качестве пособия. Но никому так и не удалось добраться до его банковских счетов. Он отсидел полтора года за запугивание свидетеля, затем вышел из тюрьмы, прожил несколько лет спокойно, отмывая оставшиеся наличные с помощью двух тотализаторов и парка аттракционов и наблюдая, как растет цена недвижимости, оставшейся у него. Позднее он неожиданно возник в качестве нового владельца гостиницы «Вудпарк» и зажил в доме на Фитцуильям-сквер. Он снова жертвовал на центры для бездомных и по борьбе с наркотиками, помогал больным детям и детям-инвалидам и прикормил двух журналистов, сделавших из него антигероя типа Робина Гуда с золотым сердцем, который сделал то, что сделали бы все мы, дай нам шанс: отнял часть денег у банков, обкрадывавших нас годами. В результате он стал хорошим знакомым многих именитых людей, и, поскольку от него не несло порохом, его принимали в таких местах, куда раньше бы и на порог не пустили, — например в регби-клубе в Сифилде, чья территория граничила с «Вудпарком».