Я взглянул на фотографию Эмили и ее бойфренда, которую мне дала Джессика Говард. Снимок, вероятно, сделан после матча. Брэди — торжествующий, весь красный и в грязи, в полосатой рубашке, какие носят все регбисты; Эмили, блондинистая и загорелая, с обожанием смотрит на своего принца. Мой язык, казалось, распух во рту, на голове и лбу внезапно появился пот. Я прошел к стеклянной стене, открыл дверь на балкон и вышел. Выхлопные газы смешались с соленым запахом моря, заглушая шум машин и автобусов, уныло прокричал туманный горн — печальная нота траура на фоне металлического лязга транспорта.
Я вернулся в комнату и начал обыскивать квартиру. Гостиная-кухня-столовая были совмещены в одном большом пространстве, из кухни вел маленький коридор с дверями в ванную комнату и единственную спальню. Ни один из порнофильмов здесь не снимался. На столе в гостиной стоял белый «Макинтош». Я включил его и пошел в спальню. В квартире имелось два телевизора. Тот, что в спальне, был подключен к кабельной игровой программе. Диски с играми в изобилии валялись на полу. Обнаружились плейеры и мини-стереосистема на полочке за кроватью, но никаких фото и видеокамер. Больше ничего интересного там не нашлось, разве что большое зеркало над кроватью, набор сексуальных игрушек и стопка порновидеодисков в стенном шкафу в спальне. Человек, приносящий домой плоды своего труда.
Ни один из порнофильмов не являлся самодеятельным, все диски были куплены: боевики, комедии для подростков, ужастики и спортивные фильмы. Книг в квартире не имелось вообще. Я сел перед компьютером и начал искать файлы, которые могли называться «Эмили», «Говард», «троица» или «порно». Пока занимался этим, я услышал вдалеке звук сирен. Мне попался фолдер с фотографиями Эмили, как она выглядела раньше, вот и все. Я попытался поискать файл с названием «Брайан Тейлор», затем под кличкой Брок — снова пусто. Залез в отправленную почту и посмотрел, что он посылал с приложениями, и наконец нашел. Файл назывался «эмго», и он был отправлен в качестве приложения по электронному адресу «maul@2ndphase.ie». Ни в тексте, ни в приложении не указывалось, кому почту отправили. Я нашел оригинальный файл «эмго» и открыл его. Там оказались фотографии троицы во главе с Эмили. Я быстро оглядел комнату, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. Сирены взвыли в последний раз и смолкли. Я быстро выглянул с балкона. Две белые полицейские машины с синими и желтыми полосами стояли внизу. У меня практически не осталось времени. Я стер всю имеющуюся почту, затем убрал содержимое мусорной корзины, убрал файл «эмго» и выключил компьютер. Пошел в последний раз взглянуть на тело Брэди. На его рубашке были накладные карманы, но они пропитались кровью. К карманам его джинсов было легче добраться: в одном оказалась горсть мелочи, от которой не было никакой пользы, в другом — мобильный телефон, он мог пригодиться. Судя по табло сбоку от лифтов, полицейские находятся на четвертом этаже. Я решил, что их четверо, по двое в каждом лифте, еще один в форме остался в вестибюле, другой присматривает за лестницей. Я широко распахнул дверь квартиры и бросился к лестнице, как раз когда лифт миновал седьмой этаж. На восьмом и седьмом этажах полицейского не обнаружилось. Я взглянул через перила и увидел, что он поднимается на третий этаж. Я спустился на шестой и вызвал лифт. Нырнул в него, спустился на первый этаж и туг же снова поднялся вверх. Опять вышел на лестницу. Полицейский находился уже высоко надо мной — проверял верхние этажи. На цокольном этаже я сквозь маленькое оконце посмотрел в вестибюль. Женщина-полицейский в форме, со стрижеными светлыми волосами и длинными ногами, смотрела в пустой лифт. Она взглянула на дверь пожарного выхода, и я отпрянул от окошка. Мне не хотелось выходить через черный ход во двор, я не был уверен в отсутствии там охранной сигнализации. Взглянул еще раз. Двери лифта закрылись, женщина, похоже, находилась в кабине. Низко наклонив голову, я толкнул дверь, быстро прошел через вестибюль и выскочил на улицу.
Я уже некоторое время сидел на стуле в баре «Якорь», просматривая текстовые записи на мобильном телефоне Дэвида Брэди и наслаждаясь первой выпивкой за месяц. Строго говоря, мне полагалось дождаться полуночи, но поскольку я никогда раньше не влезал на место преступления и не запутывал следы, а также не крал важные вещественные доказательства, решил, что заработал выпивку пораньше. Даже в двух видах: двойное виски «Джеймисон» и бутылка пива «Гиннесс». В «Якоре», как обычно, спокойно и тихо. Здесь не подавали еду, такое даже не могло прийти в голову; мужчины мечтали и молились над своими пинтами и стаканами, как четки, теребили газеты. Молчаливый Джон, бармен, держался в стороне. Трудно его винить. В «Якорь» ходили люди, начинавшие пить в половине одиннадцатого утра; когда я не работал, то иногда был в их числе. Зачем бармену лезть в друзья к компании алкоголиков? С другой стороны, зачем работать в таком баре, как «Якорь», если не хочешь всю жизнь проводить среди пьяниц?
Я довольно быстро нашел то, что искал: 452, Пирс-авеню, Ханипарк, — вот так ясно и просто. И кстати, недалеко от регби-клуба Сифилд. Я подумал о Дэвиде Брэди, умершем в двадцать лет, прикинул, что привело его из жилищного комплекса «Вид на море» в Ханипарк, допил виски и пиво и пошел искать ответ на этот вопрос.
Ханипарк и Вудпарк — обширные владения местных богатеев на южной границе Каслхилла и Сифилда. Вудпарк берет свое начало в сороковые годы, так что многие дома были выкуплены своими жильцами, а затем проданы молодым семьям среднего класса — многие из них живут там уже третье поколение. Хотя у него до сих пор свои сложности, район уже не пользуется той ужасной репутацией, какой он славился в годы моей юности, когда слухи, что парни из Вудпарка вышли на охоту, придавали даже самому скучному вечеру ощущение опасности, что часто реализовывалось. Теперь эта честь отдается Ханипарку, выстроенному в восьмидесятые годы на просторной территории на месте развалившегося англо-ирландского «Большого дома», к югу от основного шоссе. Кто-то рассказывал мне, что они собрали сюда всех жильцов, выгнанных из своих квартир за асоциальное поведение, и весьма неподходяще назвали район Ханипарк.[2] Здесь автобусы заканчивают ходить намного раньше не только потому, что возможны нападения на водителей и грабеж, но и потому, что жители раздолбали все автобусные остановки и нападали на автобусы со всем, что попадалось под руку. В Ханипарке вы можете найти наркотики на любой вкус, но никто туда за ними не ездил, поэтому торговцам пришлось перебраться в Вудпарк, где они бродили в серых капюшонах и бейсбольных кепочках, пугая мамаш с колясками и старушек с магазинными тележками на двух колесах. Там сейчас уже не так скверно, как было, но никто не станет утверждать, что Ханипарк укротили.
Я зашел в гостиницу «Вудпарк», чтобы посмотреть, какие группы будут играть там в этот вечер. Рабочие с ближайших предприятий и оптовых складов сидели над своим супом и бутербродами. Шарики, разрисованные под тыквы, и светящиеся пластмассовые скелеты покачивались над их головами. От запаха пищи меня затошнило, захотелось еще выпита, но сначала надо было выполнить работу. Я нашел объявление относительно групп, выступающих сегодня вечером: третьей в списке значилась группа «Погребальный костер Голгофы», дружка Эмили Джерри.