Рисовать в Москве начала потихоньку, незаметно. Первая церковь была загородная, за Останкиным, заросшим лесными колокольчиками в те годы. Красная с золотой головкой. Потом осмелела, и пошли улицы, сначала ближайшие, потом дальние. Все пешком.
Наброски делала часто вслепую, водя карандашом по картонке в кармане пальто, потом в чужом подъезде дорисовывала по памяти и уже дома завершала дело красками и пером.
Рисовала запоем, каждый день, а дома делала акварели и гуаши. За два года — 1942–1943-й — собралось много церквей, монастырей, Кремль со всех сторон, старинные дома — сизифов труд!
Недаром Камю сравнил нас, художников, с античным Сизифом, который в Аиде, без неба и времени, занимается своим камнем, не требуя награды. Так и художники за свой камень не требуют награды.
Рука сама начинает рисовать, писать, а потом уже и голова этим заражается. Всё начинается с кисточки или карандаша, пера.
И память развилась за годы рисования на улице очень сильно. Стала вторыми глазами. А чтобы не было заучиванием наизусть — делаю с натуры кроки обязательно.
Начну альбом с Кремля пейзажно. Разрешение там рисовать художникам не давали, у меня нет поэтому кремлевских подробностей, что нужно было для «сорока сороков».
До 17-й страницы даю московские типичные улицы с храмами, начиная с ближней Сретенки; остались на ней две церкви обычного московского склада. Помещаю их на одном листе.
Сретенка улица интересная, историческая, может вспомнить, как в 1395 году Русь победила непобедимого Тамерлана, вызвав на помощь из Владимира чудотворную икону Божьей Матери. Сретение — встреча ее с москвичами была на Кучковом поле, ныне Сретенские ворота, а тогда дорога прямоездная от Кучкова поля на все города молодой Ростово-Суздальской земли. От этой встречи и пошло название улицы Сретенка.
С 17-й страницы «Золотая эра» в истории русского зодчества. Главой его считается всемирно известный Собор Покрова, что на рву, построенный в 1555–1561 годах — «Василий Блаженный». Храм обетный. Венчает память о победе над последним остатком татарского ига — Казанским ханством. Понадобилось 100 лет борьбы, два похода Ивана Грозного: в 1547 и 1549 годах, чтобы в 1552 году была полная победа, очень нужная стране.
Царь ликовал и, задумав памятник сделать большой, пригласил лучших русских мастеров Барму и Постника из Пскова.
Они, чувствуя другие времена, взяли за образец давнишнее народное деревянное храмостроительство и превратили его, с помощью иностранных навыков, в «каменное диво». Мастера пользовались опытом Дьяковской церкви, построенной в 1529 году. Даже форма кирпича одинаковая. Может, и мастера одни и те же? Есть и такие догадки. А Василий Блаженный стал апофеозом нового храмотворчества. «Такого еще не было на Руси» (из летописи).
Я привезла из детства свой нижегородский восторг перед этим храмом. «Огород чудовищных овощей» — так говорили у нас про Василия Блаженного.
Гимназисткой я потихоньку от родителей в 17-м году ездила в Москву его посмотреть, наряду с Третьяковкой, где «Три богатыря» Васнецова и «Демон» Врубеля. А сейчас в Москве рисую его с натуры. Рисовать обширный, цветной, узорный храм, сложно и плотно скованный, было сверхинтересно. Как получится? Глаза плавали в узорах, а все вместе сохраняло пирамидальную форму из 9 храмов. Шатровый — посередине «Покрова», вокруг восемь столповидных «престолов» с большими главами разного узора и расцветки; и крыльца. Везде белые потолки, расписанные цветами, их много. Взяла этот мотив на обложку альбома.
Чтобы рисовать на Красной площади, нужно было особое разрешение властей. С таким разрешением я как-то стою около храма и рисую в блокноте. Из Спасских ворот вышел генерал и, подходя, сочувственно сказал — «ну нарисовали и идите скорее домой, здесь опасно!». Но я не боялась, до определенного часа меня охраняли два милиционера.
Рисовала я храм много раз, постигая премудрости его построения и общий вид, в пейзаже больше всего меня привлекал западный престол — «Вход Господен в Иерусалим». Я прочитала, что это сделано не случайно. В Вербное воскресенье при зажженных пучках плакун-травы (вместо свечей) сам царь изображал «Шествие на осляти в Иерусалим».
В народе весь храм звали Иерусалимом, как недостижимое совершенство. XVI и XVII века восхищались им, а XVIII решил, что это нечто восточное, татарщина, магометанское, XIX веку — было безразлично, только XX снова вернул свои восторги.
Выпишу у Е. Забелина из книги «Русское искусство» несколько отзывов иностранных современников о Василии Блаженном.