Тук-тук-тук.
Бетрим проснулся с хриплым криком. Судя по звуку, крик был его собственным, и он был полон страха. Впрочем, Чёрный Шип ничего не боялся, и Бетрим не собирался выказывать, что на самом деле это ложь. Он успокоился и огляделся, во всяком случае, насколько позволяла плотно привязанная голова.
Сверху не было видно ничего, кроме камней. Справа уголком глаза он видел чёрную стену с единственным догорающим оранжевым факелом. Голодные языки пламени лизали стену, но гореть там было нечему. Всё что удавалось разглядеть слева – это гигантский нос, вздымавшийся от его лица.
С поднимающимся чувством, которое большинство людей назвало бы ужасом, Бетрим закрыл левый глаз. Никаких изменений. Он снова открыл его и закрыл правый глаз. Мир погрузился во тьму. Он повторил процесс ещё раз, чтобы убедиться наверняка, и издал долгий содрогающийся выдох. Левого глаза не было. Арбитр Кессик забрал его, вырвал из глазницы, оставив Бетрима наполовину слепым.
Тук-тук-тук.
Бетриму казалось, что всё самое плохое в жизни случалось с его левой частью. На левой руке не хватало двух пальцев. Арбитр номер четыре оставил большой ожог на левой стороне лица. А теперь, вдобавок к ожогу, ещё и пустая глазница. Бетрим Шип[1] никогда не претендовал на звание красавчика, но, похоже, теперь он выглядел, как полная развалина.
По крайней мере, челюсть не сильно болела. Она занемела и немного щёлкнула, когда он ею пошевелил, но вроде по большей части была вылечена. Впрочем, сам собой всплыл новый вопрос. Кто его вылечил?
Бетрим был не понаслышке знаком с ранами, как и со смертями, и считал, что от четырёх ножевых в грудь он должен был копыта отбросить. Он знал это и, истекая кровью на улицах Сарта, чувствовал, что умирает. Но кто-то забрал его, не дал откинуться и залатал. А теперь, похоже, этот кто-то привязал его к какой-то каменной плите, и до сих пор не представился.
Тук-тук-тук.
По правде говоря, у Бетрима было мерзкое чувство, что он знал, кто его привязал. В прошлом он уже видел, как людей удерживали в живых после того, как те должны были умереть. По правде говоря, Бетрим был почти уверен, что он – узник Инквизиции, и это не предвещало ничего хорошего человеку, печально известному убийствами арбитров. Стук так и не останавливался. Эти звуки наполняли явь Бетрима и даже просачивались в его сны. Постоянная, размеренная пульсация наполняла его кошмары, никогда не прекращаясь, не ослабевая, пока он не просыпался, только чтобы услышать тот же ритм, побуждавший в нём желание двигаться, желание освободиться.
Тук-тук-тук.
Всякий раз, как он просыпался, он боролся, напрягал все мышцы, сражался с державшими его путами и пытался освободиться. И всегда быстро уставал. В прошлом, до Сарта, в Диких Землях, Бетрим и не думал, что может так устать, так истощиться, что не сможет бодрствовать. Как бы он ни сопротивлялся, сон наваливался на него, хотя никогда не длился долго. Особенно с этими кошмарами. Особенно с этим постоянным тук-тук-тук.
Он знал, что кто-то наблюдал за ним, пока он спал. По правде говоря, Бетрим не знал, сколько он уже тут, но он был всё ещё жив и уверен, что не ел и не пил при этом ничего, по крайней мере, пока был в сознании. А ещё кто-то его чистил – об этом говорило отсутствие вони. Не в первый раз Бетрим оказывался голым и без сознания перед незнакомыми людьми, но впервые оказался голым, без сознания и привязанным к каменной плите.
Тук-тук-тук.
Его мир сузился до смутных скучных часов бодрствования и мучительных кошмаров о Кессике, пронзающем его ножом и вырывающем его глаз. Снов о симпатичном лице арбитра, пристально смотрящем на него.
По правде говоря, Бетрим не знал точно, сколько он уже здесь, где бы это ни было. По правде говоря, Бетрим точно знал лишь две вещи: ему надо освободиться, а ещё надо найти и убить Кессика.
Тук-тук-тук.
Сузку
– Мне, эта, контрактик бы прикупить, – сказал мужчина, желающий купить контракт.
– Разумеется. Желаете выбрать сами? – ответил старейшина.
– Да просто дай мне лучшего, – сказал мужчина, ухмыляясь. Он был не высоким, не низким. С виду симпатичный – Перн не сомневался, женщинам такие нравятся. Здесь, в Диких Землях для таких было название – чистокровный. Мужчина выглядел, как чистокровный.
1
В оф. переводе "Ереси Внутри" Бетрима называют то "Шип", то "Торн". "Thorn" по-английски – "шип", о чём в том переводе сообщается в сноске. Я не понял до конца алгоритма, по которому слово "thorn" переводилось то так, то этак, и не понял, зачем это было сделано. В данном переводе он везде "Шип".