– А чё если я сделаю этот бой вашим? – выкрикнула она всем. – Вы все с радостью сидите и гниёте в своих камерах, пока те, кто надел на вас ошейники не скажут, кого вам убивать? Никто не может сделать тя рабом, кроме тя самого, и думаю, вы все это знаете. Наверно, вы все будете рады выполнять, чё вам велят всю вашу жизнь. Легче жить и помирать по воле других, да? Так ведь? Хотите быть рабами?
Здоровяк, державший руку на двери, выглядел озадаченным. Возможно, устыдился, что женщина, в два раза меньше его, ставит под вопрос смысл его жизни. Он убрал руку с двери и почесал лицо.
– Никто рабом-то быть не хочет.
Генри сплюнула и швырнула связку ключей в грудь большого раба.
– Так сражайся, блядь, за свою свободу! – закричала она, повернувшись к ним спиной, вытаскивая свои кинжалы-близнецы и бросаясь на оставшихся двоих охранников.
Она перехватила кинжалы и уклонилась в сторону, когда в неё полетел наконечник копья. Мужик постарался снова ударить её, но Генри была слишком быстра, даже несмотря на постоянную боль в ноге, из-за которой приходилось хромать. Быстро развернувшись, она скользнула к охраннику и три раза пырнула его – один в левую руку, один в бедро и последний удар в шею. Мужик уронил копьё и отшатнулся, зажимая рану на шее, из которой хлестала кровь. Спустя несколько мгновений он упал, и Генри оставила его умирать. Теперь остались только двое охранников, и Генри видела, как Шип хватается за копьё, раскалывает древко топором, а потом бьёт им владельца в глаз. Генри подбежала сзади к последнему охраннику, нападавшему на Андерса, и перерезала ему глотку. Андерс с криком оттанцевал от струи крови, а потом бросился вперёд и обнял Генри. На какой-то жуткий миг пьяница напомнил ей Шустрого, и она его чуть не пырнула.
– Благодарю вас, миледи, – невнятно пробурчал он. – Разумеется, я навеки у вас в долгу. Этот человек доставлял мне нескончаемые неприятности.
Генри глянула на трупы на полу. Судя по всему, Андерс сам отправил на тот свет двоих. Генри решила, что в чистокровном ублюдке есть больше, чем он показывает, но сейчас не время копать глубже. Прибывало всё больше охранников, намного больше. Намного больше, чем они втроём могли победить.
Самый большой раб, с татуировкой на груди, открыл дверь камеры, передал ключи человеку позади и поднял одно из брошенных копий. Человек позади бросился открывать другие камеры, и остальные рабы стали выбегать, поднимать копья мёртвых охранников и вытаскивать мечи из ножен трупов. Вскоре уже охранники оказались в меньшинстве, а после короткой схватки они уже быстро убегали от Генри, Шипа, Андерса и кучи рабов-бойцов, преследующих ублюдков по коридорам. И всё больше и больше рабов присоединялось к восстанию.
Рабы вырвались с арен впереди Генри, Шипа и Андерса. К тому времени, как они добрались до дверей, уже шла схватка на площади. Охранники перегруппировались, и на помощь им пришли наёмники, ошивавшиеся неподалёку. Всё больше наёмников постоянно прибывало, но рабов были сотни, и все распалённые и настроенные сражаться за свою свободу. Генри поняла, что ухмыляется – в Солантисе намечалась кровавая ночка.
Она почувствовала, как её за руку хватает трёхпалая рука и утягивает прочь от хаоса. Андерс топтался рядом, и выглядел ещё более обеспокоенным.
– Сомневаюсь, что Брековичам это понравится, – сказал чистокровный пьянчуга, когда они оказались достаточно далеко от входа, чтобы не ввязываться в сражение.
– Ага, – согласился Шип, уставившись одним глазом на Генри. – Генри, ты с нами?
Генри поняла, что на её лице до сих пор играет полубезумная, кровожадная ухмылка. С некоторым усилием ей удалось успокоиться.
– Ага. Я в поряде. – Она осмотрела площадь за Колизеем. Сотни человек сражались и умирали. Это был уже не просто бой. Это была битва. Битва, которой она стала причиной. И теперь Генри думала, что уже не так уж рада – возможно, немножко даже расстроилась.
Шип схватил её за плечо и кивнул ей.
– Хорошо поработала, Генри. Пожалуй, всех нас спасла.
Она лишь кивнула в ответ. По правде говоря, ей сейчас не хотелось говорить. Не знала, что она в итоге наговорит.
– Эм-м… – начал Андерс, на его лице было паническое выражение. – Я хотел бы предложить убраться отсюда, пока мы не оказались ещё глубже вовлечены в эти вечерние празднества.
– Чё?
Чистокровный пьяница вздохнул.
– Думаю, нам надо валить. Живо.
Шип кивнул. Он всё ещё держал руку на плече Генри, и теперь, когда она обратила внимание, это казалось успокаивающим.