- Если бы они хотели охотиться на нас, - поясняет Лорна, - нас не стали бы лишать памяти. Охотник получает удовольствие от того, что жертва предчувствует смерть заранее. От её гнетущих эмоций. И от саморазрушения. Выстрел - лишь итог. Как оргазм, полученный от этого морального онанизма.
- Стреляют лишь для того, чтобы стрелять, - возражаю я. Мне отвратительна до тошноты одна лишь мысль о том, что можно осознанно издеваться над живым существом. - Откуда такие кровожадные мысли?
- А разве нет? - Лорна сжимает губы. - Ради результата пострелять можно и в тире. И в яблоки. Охотник - это тот, кому нужен процесс.
- Садист? - ужас ложится на плечи ледяным покрывалом.
- Или просто обиженный, - добавляет Лорна. - Тот, кто уничтожен сам. У каждого есть причина поступать именно так, а не иначе.
- Какая может быть причина для того, чтобы заставлять кого-то мучиться?! - внутри закипает злость. - Да ещё и удовольствие от этого получать! Такие поступки нельзя оправдывать!
- Оправдать можно всё, - отрезает Лорна холодно. - Представь, что из тебя вытянули душу наживую. Или обидели того, кто дорог тебе.
- Я не помню, кто мне дорог, Лорна. Но считаю, что любую боль надо принимать достойно, а не уподобляясь тем, кто её причинил.
Мы продираем заросли и выходим к нужному подъезду. Я благодарю судьбу, что за пять минут не подбросила нам нежданных гостей. Если в тот момент, когда я выбегала из нашего убежища на пятом этаже, я мечтала встретить хоть одну живую душу, то сейчас я желаю прямо противоположного. Одиночества. Чтобы пережевать свои страхи и проглотить, запив слезами. И, возможно, понять, что всё не так плохо.
Перед тем, как зайти в подъезд, Лорна оглядывается. Уверенность в её взгляде на мгновение пропадает, перетекая в настороженность, и я перестаю обманывать себя. Всё действительно плохо. Очень плохо. Мы участвуем в жутком действе, о котором не имеем представления. И нет гарантии, что Лорна не всадит мне нож в спину за следующим поворотом.
- Ты напугана! - выводит она меня из оцепенения.
- А ты - нет? - на автомате отвечают мои губы. - Уже решила, что делать будешь?
- Больше всего хочу найти комфортное местечко и отоспаться. Что-то вспомнить. А потом уже думать, как поступать дальше. Ненавижу принимать решения.
- Не думаю, что получится, - окидываю взглядом лестницу и облупившуюся краску на стенах. - Здесь сплошной мусор и вонь. Сложно назвать это комфортом.
Мы добираемся до пятого этажа без происшествий. На лестнице к нам выбегает Лили. У неё озабоченный вид.
- Семь, - машинально произносит Лорна, глядя на майку девочки. - Сколько же нас тут?
Лили останавливается на лестнице и робко поднимает лицо. Удивлённый голубоглазый взгляд ходит между нами, как маятник. Словно я распочковалась, как дрожжевая клетка.
- Это Лорна, - говорю я, пытаясь прервать молчание. - Я нашла её в зарослях под окном.
Лорна улыбается ей: так же, как улыбалась мне на поляне. И от неё снова веет уверенностью и силой. Однако, это не та мощь, в ауре которой приятно находиться. Это - ореол хищника. Охотника. Та сила, что способна ранить, но никогда не протянет руку.
- Лорна? - произносит Лили, приподняв бровь. - Как в "ПТУ для зомби"?
Я понятия не имею, что такое "ПТУ для зомби", но мне становится смешно. Одинокий хохоток в тишине, пахнущей пылью и пеплом, звучит колко и устрашающе.
- Я Лили, - представляется девочка. - А это - Десять. Она не помнит своего имени.
- Тут я должна сказать, что мне приятно познакомиться, - отрезает Лорна, не спуская с лица улыбки. - Но боюсь, что в нашем положении это прозвучит, как сарказм.
***
Номер восемь
И навязались же они на мою голову...
Зачем, скажите, мне два прицепа? Ладно, громила с номером двенадцать ещё ничего: проскакивают у неё здравые мысли. И в морду дать сможет если будет угроза, я уверена. Короче, выгоду из её присутствия извлечь можно. Но эта пятнистая Нетти! Набитая дура же! И ещё вечно трясётся. А уж как раздражает её заикание - до колик просто! Каждый лишний слог - как пенопластом по стеклу.
Ладно. С этим можно смириться. Я привыкла думать за двоих. Могу и за троих, и за четверых постараться, без ущерба для себя... Но нужно понять, что она сможет сделать для общего блага. Тащить балласт не в моих принципах.
Стоп! Откуда у меня это знание? Нужно обязательно записать.
Я останавливаюсь на хлипкой тропке и сбрасываю рюкзак с плеча. Грязь втягивает подошвы кед и пружинит.
- Кого ждём, Принцесса? - голос двенадцатой накрывает меня, укутывая колкой шубой. Огромная тень нависает надо мной, и я вижу ироническую усмешку в её глазах. Даже в том, что скрывается за плёнкой бельма.
- Отстань, - я достаю из рюкзака блокнот и карандаш. Открываю плотную обложку, слюнявлю грифель. Деревянный привкус тает на языке. - Это важно.
- Насколько важно?
- Это очень, очень важно!
Я шатаюсь на грязи, как на батуте. Пальцы комкают бумагу. Клетчатый листочек уже порядком измят по краям. Даже потемнел на уголках. Быстро же у меня вещи из строя выходят! Приподнимаю колено, чтобы положить на него блокнот, и едва не теряю равновесие. Двенадцатая ловит меня за плечо, не давая упасть, и мне впервые хочется расцеловать её. Карандаш дрожит в руке, но я пишу, выводя неразборчивые каракули. У меня дурацкий почерк. Настолько дурацкий, что им можно пугать врачей.
- Вот, - выдыхаю я удовлетворённо, когда работа завершена.
- Ч-ч-ч-что? - балласт высовывается из-за плеча двенадцатой и начинает корчить смурные рожи. Я, видимо, должна умиляться, но не тянет.
- Я могу думать за двоих, троих и четверых, - читает двенадцатая, перевалившись через моё плечо. - У меня дурацкий почерк... Ты дневник ведёшь?
- Ты что, разобрала, что я пишу?! - я не столько возмущена вторжением в личное пространство, сколько удивлена тем, что громила распознала мои каракули.
- Пфф, - фыркает двенадцатая, словно для неё это обычное дело. - Зачем это тебе?
- Неужели непонятно?! - возмущаюсь я, показывая записи.
Мурашки бегут по коже, когда двенадцатая начинает с пристрастием разглядывать мои кривые буквы. Словно меня раздели и поставили посреди площади, затопленной народом.
- Я - женщина, - продолжает читать она. - У меня близорукость. Я свободно множу в уме трёхзначные числа... Извини если что, но это похоже на самохвальство в письменной форме. Как психологический тренинг от заниженной самооценки. Но, как я заметила, ты этим не страдаешь.
- Я пишу сюда то, в чём уверена, - с недовольством поясняю я. - Этот листок - то, что я знаю о себе и своей личности. Следующий - то, что я вижу вокруг. Я думаю, что когда фактов наберётся больше, у меня получится вспомнить, кто я.
- Это к-к-к-ак? - недоумевает Нетти. - Я т-тоже х-хочу вспомнить!
Впрочем, дальше метать бисер перед свиньями у меня нет ни малейшего желания. Я захлопываю блокнот и кидаю его в рюкзак. Карандаш летит следом.
- Принцесса пишет туда то, что может сказать точно, - перехватывает номер двенадцать, и я даже благодарна ей за инициативу. Я лучше умру, чем буду объяснять тому, кто не способен понять и постоянно переспрашивает. - Это поможет ей сопоставить обрывки памяти. Она думает, что поможет.
- Конечно, поможет, - с уверенностью говорю я. - Иначе и быть не может. И вам советую.
Я надеваю рюкзак на плечи. В тишине слышится кваканье лягушек, стрекотание мелких насекомых и свистящее сопение Нетти. Сбивчивое и пятнистое, как её кожа.
Ивовые прутья смыкаются над нами, прыгая по ветру. За ними не видно ничего. Непонятно, в какую сторону идти и где искать ориентиры. Ещё более прозаичный вопрос - где искать выход, и есть ли он вообще.