В красноватом свете ночника она выглядела почти красивой. Интересно, а какой бы она показалась мне, если бы я только что принял пилюлю Перссона? Наверное, такой же, как в молодости, когда я не мог надивиться на овал ее лица, ямочки на щеках и белокурые волосы. Теперь ее рот обрамляют глубокие морщины, у нее двойной подбородок, а волосы седеют. Я вспомнил вдруг старинную пословицу: "Ничто так не красит женщину, как две рюмки виски в желудке у мужчины". Проверить ее справедливость я не мог, потому что держать в доме спиртное мне не по карману. Слабое пиво, выпитое у Медины, во всяком случае такого действия не оказывало. Но при наших заработках по карману только пиво и "травка".
Министерство продовольствия мало-помалу дозналось, что индийская конопля, из которой получается марихуана, дает хорошие урожаи и у нас. Частники-то сделали это открытие десятилетия назад, но теперь оно стало использоваться в государственном масштабе. Названия чужеземных стран на пачках сигарет говорят не о наших внешнеторговых связях, а о качестве, ибо в государственных теплицах возделываются разные сорта. Курить марихуану стало чем-то вроде гражданского долга, а разведение ее в частных хозяйствах карается суровее, чем когда бы то ни было.
Смешно подумать, что когда-то считалось, будто курение «травки» представляет угрозу для общества.
Моя жена — живое доказательство обратного. Когда ей надоедает работа, что бывает часто, или надоедает убирать квартиру, что бывает постоянно, стоит ей выкурить сигарету, и она тут же приободряется. Сам я курю мало. Не потому ли я, по словам Бетти, вечно не в духе?
Жена как будто прочитала мои мысли.
— Найдется у тебя сигарета? — спросила она.
— А ты не думаешь, что…
— Вечно ты со своими проповедями! Дай лучше закурить.
Она зажгла новую сигарету и глубоко затянулась ядовитым дымом.
— Ужасно интересно попробовать эти таблетки. Когда начнут их давать?
— В следующую получку. Если только мы согласимся взять их.
— Если согласимся? — растерянно повторила Бетти. — То есть как?
Внутри у меня словно бы прорвалась плотина.
— Я по крайней мере собираюсь отказаться! Мне надоело, что нас все время пичкают всякой химией. Слышишь? Надоело, надоело, надоело! Ведь от нее мы совсем отупели. Я не хочу становиться еще покорнее и работать еще усерднее ради того, чтобы меня наградили карамелькой. Бетти, неужели ты не видишь, что они сделали с нами? Посмотри, как мы живем. Рухлядь вместо мебели, однообразная пища, скучная работа. И все с этим мирятся. Но я больше не хочу.
Моя неожиданная вспышка испугала нас обоих. Бетти загасила сигарету, потушила ночник и повернулась ко мне спиной, не пожелав "спокойной ночи". Я снял комбинезон и тоже залез под потертое одеяло. Она уже давно храпела, а я все не мог заснуть.
Передача, о которой говорил Перссон, прозвучала по стереовидению уже на следующий вечер. О повышении норм было упомянуто мимоходом, основное внимание уделялось пилюле. Сообщение в программе «Новости», скорее, напоминало рекламу.
…"Пилюля С" — заслон от всех неприятностей! «С» расшифровывается как «счастье»! "С" продлит ваш заслуженный отдых и сделает его полноценнее!
И так далее, все, в том же духе. После передачи я сказал Бетти, что хочу прогуляться, и пошел к Антонио.
В течение дня я не раз возвращался мыслями к тому, что накануне заявил жене. Уверенность моя поколебалась. Какое я имею право восставать против властей и что мне за это будет? А вдруг меня уволят? Или лишат продовольственных карточек? И что скажут соседи и сослуживцы?
У меня отлегло от сердца, когда я убедился, что по крайней мере один человек думает так же, как я. Антонио признался, что он тоже против новинки. Чем дольше мы говорили, тем сильнее он волновался. Возбуждение его выражалось, в частности, в том, что временами он переходил на свой родной язык.
— Мы превращаемся в ослов, Арне, — говорил он. — Burros.[5] Me cago en la leche,[6] amigo[7]… Но тут Мария разразилась длинной речью по-испански, и он сбавил тон.
— Мне самой все это не по душе, — обратилась Мария ко мне, — но что мы можем поделать?
— Вот это-то нам и надо решить, да поскорее, — сказал я, вставая.
Вечер за вечером с экранов стереовидения звучали новые подробности об обещанной министерством планирования премии. Так, мы узнали, что препарат предназначен исключительно для домашнего употребления. Принимать его в рабочее время строго запрещается. Мне показалось, что согласовать это решение с прочей пропагандистской трескотней было "не так-то легко.
— Труду свое время, отдыху — свое, — отеческим тоном вещал диктор. — Только тот, кто выполняет нормы, достоин вечером насладиться «счастьем». Только лучшие награждаются премией.
Приятный музыкальный фон и буква «С», составленная из красивых красных шариков.
Кажется, никто, кроме меня, не обратил внимания на скрытый смысл передачи: они боятся, что если пилюлю принять в рабочее время, то снизится производительность труда. Правда, я успел лишь обменяться несколькими словами с самыми ближайшими сослуживцами, но у них встретил полное непонимание.
— Ясное дело, придется принимать их только по вечерам, раз дают всего шестьдесят штук в месяц, — сказал один.
— У тебя же два перекура за смену, неужто тебе мало? — улыбнулся второй.
С Бетти я не мог ничего обсуждать. Едва кончалась программа «Новости», она тут же скрывалась в облаке ядовитого дыма.
Пришел день получки, и я занял очередь у кассы. Сотрудник, стоявший непосредственно передо мной, сунул в щель автомата свое удостоверение личности. Через его плечо я увидел, что в ящичек внизу выпали конверт и маленькая коробочка. В конверте, как известно — продовольственные карточки на месяц и листок с указанием суммы, которую он имеет право потратить на покупку продуктов.
Что в коробочке — тоже известно.
Теперь моя очередь, и я сую в прорезь свое удостоверение. Гудение автомата, конверт и коробочка.
Конверт я взял и сунул в карман. Коробочка осталась. Я отошел, уступив место следующему:
— Эй! — крикнул он мне вслед. — Ты забыл свою премию.
В ту же секунду в автомате сработал сигнал ошибки, раздался свисток.
— Пусть лежит, мне ее не надо, — бросил я через плечо, и, не дожидаясь ничьих комментариев, толкнул дверь на улицу.
Когда я пришел домой, Бетти сидела перед стереоэкраном. Уж она-то не отказалась от своих "пилюль счастья". И не тратя даром времени на всякие хлопоты по дому, тут же приняла первую вечернюю дозу.
По стереовидению показывали программу, подготовленную министерством планирования. Речь шла о поселениях для отпускников, которые начнут строиться через несколько лет, если у государства будет достаточно средств. Жизнерадостные люди плескались в хрустальной воде. Интересно, где снимали эти кадры? Вряд ли на нашем побережье.
Кстати об отпусках. Это было почти забытое слово, и я удивился, как власти решились воскресить его в памяти людской. Много-много лет назад право на отпуск было сначала урезано, потом и вовсе отменено, а тех, кто пытался протестовать, объявили врагами общества, и они понесли наказание. Мы работаем шесть дней в неделю, а седьмой выходной, ну и хватит с нас. Иностранные туристы никогда не пересекают наших границ, из этогб мы делаем вывод, что таково положение во всем мире.
— Бетти, давай я приготовлю обед. Чего бы ты хотела?
Она не отвечала. Я потрепал ее по плечу и повторил вопрос. Прошло не меньше минуты, пока она медленно повернулась в мою сторону. Заморгала глазами, растянула губы в бессмысленную улыбку и снова уставилась на экран. Вздохнув, я подошел к кухонному автомату, сунул в прорезь удостоверение личности и нажал па кнопку "дежурное блюдо". Вскоре зажегся световой сигнал, означавший, что пища готова. Я сорвал полиэтиленовую обертку и стал есть, даже не пытаясь угадать, что за продукт лежит у меня на тарелке. Судя по вкусу, это были старые носки из козьей шерсти.