– Я не могу поверить, что кто-то мог так поступить с тобой. Знаешь, что я думаю? Я думаю, у них будут большие неприятности, если Сэнди когда-нибудь найдёт их. Никто не смеет связываться с Сэнди. Если у них есть хотя бы половина мозга… – Она резко замолкает, потому что снова чувствует знакомое тёплое покалывание в ладонях, и когда она вытягивает их, то видит, как цвет заливает её кожу, делая светло-коричневой, а рукав пальто – ярко-жёлтым. – О боже, – со вздохом произносит Хоуп. – Ты видишь это? Сэнди говорит, что есть люди, которые причинили бы мне боль, если бы когда-нибудь узнали об этом, прямо как они причинили боль тебе.
При виде цвета сияющие глаза лунного виверна расширяются. Он несколько раз коротко урчит, фыркает и перетаптывается на месте. Затем он делает то, чего Хоуп совсем не ожидает. Он подносит свою огромную морду к её рукам и трётся о них. Мгновение она стоит замерев, поражённая до глубины души. Виверн прохладный на ощупь, и его блестящая чешуя не чёрная, как она думала. Чешуйки тёмно-красные и сияют, как жемчужины, когда на них падает лунный свет. Краска из рук Хоуп окрашивает мордочку виверна. Есть участки более светлой красной чешуи, а над глазами – огненно-жёлтые дуги. Сами глаза светящиеся, серебристо-голубые.
– Какая красота, – говорит Хоуп, и её сердце переполняется радостью.
Почувствовав себя смелее, она проводит руками взад-вперёд по той небольшой части мордочки, до которой может дотянуться. Из груди виверна доносится низкое, нежное урчание. Затем он перемещается, опуская одно из своих крыльев к земле и подталкивая Хоуп к себе, отчего она падает в грязь.
– Поосторожнее, ладно? – говорит она, вставая и отряхиваясь.
Она уже должна была принять своё лекарство. Цвет распространился по всей её руке до плеча, дальше, чем она когда-либо видела, но часть её знает, что это особенный момент и что он растает, если она позволит краске сойти. Виверн снова становится бесцветным без её прикосновения. Он ещё раз подталкивает её к своему опущенному крылу.
– Чего ты хочешь? Ой!
Последний толчок роняет Хоуп на кожистое крыло, а затем без усилий виверн выпрямляется во весь рост и наклоняет крыло так, что Хоуп скатывается в огромную ложбинку между его лопатками.
– Что ты делаешь? – требовательно спрашивает она, наблюдая, как окрашивается чешуя на спине виверна в перламутровый, черновато-красный цвет. – Опусти меня на…
Она не заканчивает фразу из-за сильного, вздымающегося движения. Хоуп откатывается назад, чувствует, как её желудок сжимается, и вскарабкивается наверх, чтобы ощутить, как ветер треплет её волосы. Её руки цепляются за чешую на спине виверна, глаза становятся шире, чем луна высоко в небе.
Высоко над головой, но всё ближе.
Потому что она летит.
Хоуп летит на спине лунного виверна.
Его огромные крылья поднимают их выше каждый раз, как с оглушительным свистом рассекают тихую ночь. Они поднимаются всё выше и выше, воздух становится холоднее, пока наконец виверн не прекращает свой подъём, выравнивается и начинает плавное скольжение. Только теперь, когда хлопанье крыльев стихло, Хоуп осмеливается наклониться и взглянуть вниз.
Она резко вздыхает, и её рот слегка приоткрывается.
Она думала, что вид с холмистой тропинки на вересковые пустоши – это нечто. Но это… это всё. Это бесконечность.
При ослепительном свете огромной луны Хоуп может видеть всё до самого края тёмного леса. Она может видеть за далёкой тенью гор Зуб Дракона начало великой ледяной тундры Севера. А там, далеко-далеко внизу, находится лунный пруд, такой маленький, что она легко может заслонить его большим пальцем.
– Эй! Куда мы направляемся? Я не могу уйти слишком далеко! – кричит она, перекрывая свист задувающего ночного воздуха.
Виверн поворачивает свою огромную голову, чтобы взглянуть на неё. Хоуп могла бы поклясться, что он улыбается. Затем его голова отклоняется в сторону, и с непринуждённой грацией зверь бросает их в крутое пике.
Хоуп крепко вцепляется в него и закрывает глаза, когда ревущий ветер лишает её дыхания, оборвав крик. Она приоткрывает один глаз и видит, как темнота вересковой пустоши надвигается на неё, всё ближе и ближе…
Виверн разворачивается как раз вовремя; она слышит, как его брюхо задевает вереск на пустоши, затем раздаётся захватывающий свист, и виверн снова взмывает высоко в ночное небо. Хоуп ничего не может с собой поделать. Такой прилив счастья, жажды приключений, чудес и свободы захлёстывает её, что она бьёт кулаком по воздуху одной рукой и издаёт возглас восторга.
Виверн вторит ей разнотонным рёвом, который разносится по небу подобно музыкальному грому.