— Малфой, почему ты молчишь?
Он не ответил.
— За что ты меня так ненавидишь? Ведь я не сделала тебе ничего плохого. Я никогда не обижала тебя, не оскорбляла. Ну, только в ответ. И Гарри тоже…
Он усмехнулся.
— Твой Поттер не такой идеальный, каким ты его видишь. Он заслуживает всего этого, — жестко сказал Малфой, подкрепив слова взмахом руки. — Что касается тебя, — он пожал плечами, — тебя я уже давно не ненавижу. Я, признаться, вспоминаю о твоем существовании, только когда ты появляешься перед глазами.
Гермиону больно хлестнули эти слова.
— Тогда зачем ты меня оскорбляешь в школе? — дрожащим голосом спросила девушка
— Ну… Иногда ты меня раздражаешь. К тому же это отличный способ достать Поттера.
— За что же ты его так ненавидишь?
Откровения Драко Малфоя дорогого стоили, и Гермиона не собиралась упускать шанс. Но, еще не окончив вопроса, она поняла, что ответа не будет. С лица Малфоя пропала снисходительная усмешка, и оно вновь стало жестким.
— Только тупые гриффиндорцы могут задавать кучу вопросов, зная, что им все равно сотрут память. Я не собираюсь тратить время, развлекая тебя, Грейнджер.
В комнату тихо постучали. Оба вздрогнули.
— Минуту, — громко крикнул Малфой. — Сейчас сюда войдет моя мать, Грейнджер, а ты молча отправишься в шкаф и будешь сидеть там до позеленения, пока она будет здесь. Возможно, всю ночь. Надеюсь, не стоит объяснять, что будет, если ты издашь хоть звук? Нарцисса — не Блез Забини. Ясно?
— Малфой, а давай все расскажем твоей матери. Она же женщина, она нам поможет.
В ответ на это благоразумное предложение Драко Малфой раздраженно скривился и, развернув Гермиону, подтолкнул ее в спину по направлению к шкафу. Благо несильно, и девушка даже проделала остаток пути на ногах. Закрывая за собой дверцу шкафа и приникая лицом к такому уже знакомому резному рисунку, Гермиона недоумевала, почему Малфой так отреагировал на здравое предложение. Малфой, конечно, сволочь, но все же чем-то лучше своего отца. Почему-то Гермионе думалось, что, узнай Люциус о ее присутствии в этом доме, сильно миндальничать он не стал бы. Сидеть бы ей сейчас вместо теплого шкафа в сыром подземелье, да беседовать по душам с «приятными» личностями. Так себе альтернативка. Возможно, лучшая часть досталось сыну от Нарциссы? Гермиона поняла, что сейчас ей представится возможность это выяснить. Но она не могла даже вообразить, как удивит ее сделанное открытие.
Малфой тем временем распахнул дверь. Только тут Гермиона поняла, что зря не сказала ему о его внешнем виде. Сам же он, казалось, мало думал об этом сейчас. Да уж… Какой матери будет приятно увидеть окровавленное чадо? Но даже Гермиона не ожидала подобной реакции.
Дверь распахнулась, и светловолосый юноша сделал приглашающий жест рукой.
Глава 8. Голос Мечты
А ты прошел без слов и без улыбки,
Как до тебя прошли другие здесь.
Закралась в летопись моей судьбы ошибка —
Ты должен был сейчас сказать «привет!».
Ты должен был мне просто улыбнуться,
Так шаловливо, как умеешь только ты.
Ты, проходя, был должен оглянуться.
Ты должен был… Но это все мечты.
Мечты, рожденные слепой любовью,
Что в лихорадке так тоскует по тебе,
Мечты, рожденные страданьем, просто болью,
Что исполненья ждали в этот день.
Но ты прошел — далекий и холодный,
А я спокойно это приняла.
И лишь мечта, взметнувшись ввысь свободно,
Взглянула вслед тебе и вдруг сложила два крыла.
Дверь распахнулась, и светловолосый юноша сделал приглашающий жест рукой.
Саманта Мелифлуа — староста Слизерина — шагнула в купе поезда.
Здесь было достаточно многолюдно: справа сидели Крэбб и Гойл — неизменные спутники Люциуса Малфоя, напротив расположился шестикурсник Роберт Дэвис, а ближе к двери — Питер Чанг. Сам Люциус, по-видимому, стоял, только этим можно было объяснить тот факт, что именно он открыл дверь, а не кто-то из его свиты. Саманта с удивлением заметила, что в купе стояла гробовая тишина, так не вяжущаяся с количеством присутствующих: ни тебе смеха, ни вопросов «Как провел лето?», ни фраз из серии «а у меня что было…». При ближайшем рассмотрении причина оказалась простой — скверное, по самым скромным прикидкам, настроение Люциуса Малфоя.
— Люциус, — медленно начала Саманта, — там старосты в третьем вагоне собираются. Пора поезд обходить. Твое присутствие тоже обязательно.
Люциус поднял на нее удивленный взгляд. Такое ощущение, что он только сейчас осознал, что находится в поезде, идущем в школу, и ему необходимо приступить к обязанностям старосты. Саманта очень двояко относилась к Малфою. С одной стороны, он ей не шибко нравился: слишком заносчивый и язвительный, а с другой… Она была неприятно удивлена, узнав, что ее двоюродная сестра Нарцисса станет миссис Малфой. Втайне она пророчила это место себе. Фамилия давала влияние, деньги, зависть подруг, красавца мужа.
Малфой молча вышел из купе, по-видимому, в поисках третьего вагона. Странно. Никак не прокомментировал, не повозмущался. Ничего.
— Что стряслось? — спросила Саманта у присутствующих.
В ответ все молча пожали плечами.
— Он не сказал за час ни слова, — откликнулся Роберт Дэвис. — Просто ходил туда-сюда по купе.
— Понятно… — протянула Саманта.
«Значит, дело в Нарциссе… Нужно будет разузнать у нее подробности».
Тем временем Люциус Малфой медленно пробирался в сторону третьего вагона. Кивком головы отвечал на приветствия слизеринцев, расталкивал гриффиндорских младшекурсников, равнодушно скользил взглядом по лицам студентов, двери в купе которых были открыты. Он не замечал ничего вокруг. Он шел по коридору и в то же время был далеко отсюда.
Войдя в следующий вагон, он увидел парочку, беседующую у окна, и сразу обратил на нее внимание. До гриффиндорцев ему всегда было дело, до Нарциссы, с некоторых пор, тоже. Ее он узнал сразу. Ни у одной девушки в школе не было волос такого цвета: елочной мишуры, подсвеченной яркими огнями. Он еще не знал, кто с ней. Нарцисса стояла спиной к Люциусу, загораживая своего собеседника. Он успел разглядеть лишь цвета Гриффиндора.
Подойдя ближе, Люциус услышал:
— Ну, я же не дурак! Я же вижу: что-то происходит.
— Браво, Блэк! — Люциус узнал говорившего, и его охватила волна ненависти. Он выкрикнул эту насмешку раньше, чем Нарцисса успела что-либо ответить. Не то чтобы он не любил Блэка, во всяком случае, не больше, чем любого другого гриффиндорца, тем более, что тот был младше на год. Просто Люциусу сегодня было плохо, как никогда в жизни, и до жути хотелось сделать кому-то еще хуже. Ненавистная Нарцисса и ее родственничек подходили на роль козлов отпущения, как никто другой.
На его насмешливый возглас Нарцисса испуганно обернулась, а Блэк дернулся и впился в него взглядом.
— Что тебе нужно Малфой? — не очень приветливо спросил он.
— Предупредить тебя: держись подальше от моей невесты, — с ударением на последнем слове отчеканил Люциус и насладился эффектом.
Ему самому уже нечего было терять. Он уже потерял все час назад на платформе 9 и ¾.
Сириус Блэк славился своим умением не терять дар речи в любых ситуациях. Из поколения в поколение студентами передавалась история о том, как его, второкурсника, вместе с Поттером и каким-то слизеринцем поймал завхоз за волшебной дуэлью. Им тогда всей компанией удалось выйти сухими из воды. Такие вершины ораторского мастерства не покорялись никому из студентов Хогвартса ни до, ни после Блэка.
И вот сейчас этот бравый гриффиндорец застыл, как статуя Бориса Бестолкового в одном из коридоров Хогвартса. По глазам Блэка было видно, что в нем борются жгучее желание ослышаться и осознание того, что со слухом все в порядке — дело в чем-то другом.