— Малфой, из-за тебя…
Он вздрогнул и резко обернулся на голос.
«Он забыл про меня!» — Гермиона не могла в это поверить. Она чуть с ума не сошла от страха за эти несколько минут. Ей даже на минуту показалось, что он пытается ее спасти, отвлечь их внимание и заставить убраться из комнаты. А он все это время просто не помнил о ее существовании.
Мысли нахлестывались одна на другую, заставляя девушку дрожать от негодования. Большего всего заставляла бушевать даже не мысль о Гарри. Нет! Что-то другое… Просто в тот момент, когда Малфой таким спокойным голосом разговаривал с самым ужасным темным волшебником современности, словно бросая вызов, пусть и не на словах… Но очевидный для всех! В этот миг Гермиона даже забыла, кто перед ней. Он был похож на рыцаря из сказок… Там принцессы всегда сидели в заточении у злых волшебников, а храбрые рыцари их спасали. Как выяснилось, в смелости Малфою действительно не откажешь, вот только спасал он совсем не принцессу. И вообще, с его идиотскими манерами и воспитанием, его рыцарем и под империо не назовешь. Гад!
— Грейнджер, — почти шепотом проговорил несостоявшийся рыцарь. Гермиона встретилась с ним взглядом, и гневная тирада вылетела из головы. Она поняла, что за этим последует оскорбление: хорошо, если словом, а то как бы не действием. Но замерла она не по этому.
Ей вдруг стала понятна одна вещь. При всем ее шестилетнем наблюдении за Драко Малфоем, только сейчас она со всей очевидностью поняла: он — просто человек. И беседа с гостями не прошла для него бесследно. След был даже не в виде рассеченной губы и покраснения на скуле (по-видимому, руку Люциуса украшал перстень или печатка). Нет! Он выглядел, как человек, пробежавший стометровку. Его неровное дыхание заставляло грудь резко подниматься и опадать. И лицо его было еще бледнее, чем обычно.
— Малфой, у тебя кровь идет, — сообщила ему очевидную вещь Гермиона.
— Если ты когда-нибудь выберешься из этого дома живой, в чем лично я сомневаюсь, ты не то что этот день, ты свое имя забудешь, — зло пообещал Малфой.
Гермиона от такой наглости аж задохнулась.
— Я не по своей воле нахожусь в этом чертовом доме, — начала распаляться она.
— А по чьей же, интересно? — недобро улыбаясь, поинтересовался Малфой.
— По воле твоего садиста-папочки, который из тебя сделал неизвестно кого, а теперь еще…
Договорить было не суждено. Малфой сделал шаг вперед и больно схватил ее за руку чуть повыше локтя. Гермиона подумала, что если попадет в школу, наверняка будет щеголять новеньким гипсом. Заодно можно будет огреть им Малфоя.
— Ты плохо понимаешь хорошее обращение? — чуть слышно поинтересовался Малфой.
— Отпусти! Ты делаешь мне больно.
Малфой зло рассмеялся и резко оттолкнул девушку от себя. Потеряв равновесие, она упала на кровать.
— Если ты хотела, чтобы тебе делали приятно, вломилась бы в другую дверь.
— Уж точно! Лучше бы я встретилась с Забини, чем залезла к тебе в комнату.
— Грейнджер, я имел в виду дверь не в комнату, а в замок.
— Как я тебя ненавижу, — выдавила из себя девушка, растирая руку. — Как можно быть такой сволочью?! Ты же можешь что-то сделать. А вместо этого торчишь тут и издеваешься надо мной.
Слушая эту тираду, Малфой странно смотрел на девушку. Он провел тыльной стороной ладони по губам, чем еще сильнее растер кровь по лицу и стал похож на зловещего вампира. Огонь камина искрился в его волосах, окрашивая их в странный цвет. Цвет боли и безысходности. Гермиона не смогла бы описать словами этот оттенок. Во всем виновата художественная школа в маггловском мире. Даже по прошествии стольких лет, Гермиона воспринимала окружающий мир через цвета: обыгрывала их, характеризовала. И чувствовала она себя при этом соответственно тому, что видела. Сейчас, например, ей захотелось впасть в отчаяние.
— Малфой, почему ты молчишь?
Он не ответил.
— За что ты меня так ненавидишь? Ведь я не сделала тебе ничего плохого. Я никогда не обижала тебя, не оскорбляла. Ну, только в ответ. И Гарри тоже…
Он усмехнулся.
— Твой Поттер не такой идеальный, каким ты его видишь. Он заслуживает всего этого, — жестко сказал Малфой, подкрепив слова взмахом руки. — Что касается тебя, — он пожал плечами, — тебя я уже давно не ненавижу. Я, признаться, вспоминаю о твоем существовании, только когда ты появляешься перед глазами.
Гермиону больно хлестнули эти слова.
— Тогда зачем ты меня оскорбляешь в школе? — дрожащим голосом спросила девушка
— Ну… Иногда ты меня раздражаешь. К тому же это отличный способ достать Поттера.
— За что же ты его так ненавидишь?
Откровения Драко Малфоя дорогого стоили, и Гермиона не собиралась упускать шанс. Но, еще не окончив вопроса, она поняла, что ответа не будет. С лица Малфоя пропала снисходительная усмешка, и оно вновь стало жестким.
— Только тупые гриффиндорцы могут задавать кучу вопросов, зная, что им все равно сотрут память. Я не собираюсь тратить время, развлекая тебя, Грейнджер.
В комнату тихо постучали. Оба вздрогнули.
— Минуту, — громко крикнул Малфой. — Сейчас сюда войдет моя мать, Грейнджер, а ты молча отправишься в шкаф и будешь сидеть там до позеленения, пока она будет здесь. Возможно, всю ночь. Надеюсь, не стоит объяснять, что будет, если ты издашь хоть звук? Нарцисса — не Блез Забини. Ясно?
— Малфой, а давай все расскажем твоей матери. Она же женщина, она нам поможет.
В ответ на это благоразумное предложение Драко Малфой раздраженно скривился и, развернув Гермиону, подтолкнул ее в спину по направлению к шкафу. Благо несильно, и девушка даже проделала остаток пути на ногах. Закрывая за собой дверцу шкафа и приникая лицом к такому уже знакомому резному рисунку, Гермиона недоумевала, почему Малфой так отреагировал на здравое предложение. Малфой, конечно, сволочь, но все же чем-то лучше своего отца. Почему-то Гермионе думалось, что, узнай Люциус о ее присутствии в этом доме, сильно миндальничать он не стал бы. Сидеть бы ей сейчас вместо теплого шкафа в сыром подземелье, да беседовать по душам с «приятными» личностями. Так себе альтернативка. Возможно, лучшая часть досталось сыну от Нарциссы? Гермиона поняла, что сейчас ей представится возможность это выяснить. Но она не могла даже вообразить, как удивит ее сделанное открытие.
Малфой тем временем распахнул дверь. Только тут Гермиона поняла, что зря не сказала ему о его внешнем виде. Сам же он, казалось, мало думал об этом сейчас. Да уж… Какой матери будет приятно увидеть окровавленное чадо? Но даже Гермиона не ожидала подобной реакции.
Дверь распахнулась, и светловолосый юноша сделал приглашающий жест рукой.
========== Голос Мечты ==========
А ты прошел без слов и без улыбки,
Как до тебя прошли другие здесь.
Закралась в летопись моей судьбы ошибка -
Ты должен был сейчас сказать «привет!».
Ты должен был мне просто улыбнуться,
Так шаловливо, как умеешь только ты.
Ты, проходя, был должен оглянуться.
Ты должен был… Но это все мечты.
Мечты, рожденные слепой любовью,
Что в лихорадке так тоскует по тебе,
Мечты, рожденные страданьем, просто болью,
Что исполненья ждали в этот день.
Но ты прошел — далекий и холодный,
А я спокойно это приняла.
И лишь мечта, взметнувшись ввысь свободно,
Взглянула вслед тебе и вдруг сложила два крыла.
Дверь распахнулась, и светловолосый юноша сделал приглашающий жест рукой.
Саманта Мелифлуа — староста Слизерина — шагнула в купе поезда.
Здесь было достаточно многолюдно: справа сидели Крэбб и Гойл — неизменные спутники Люциуса Малфоя, напротив расположился шестикурсник Роберт Дэвис, а ближе к двери — Питер Чанг. Сам Люциус, по-видимому, стоял, только этим можно было объяснить тот факт, что именно он открыл дверь, а не кто-то из его свиты. Саманта с удивлением заметила, что в купе стояла гробовая тишина, так не вяжущаяся с количеством присутствующих: ни тебе смеха, ни вопросов «Как провел лето?», ни фраз из серии «а у меня что было…». При ближайшем рассмотрении причина оказалась простой — скверное, по самым скромным прикидкам, настроение Люциуса Малфоя.