========== Глава 15 ==========
Внутренний голос ругает меня за подобные мысли, но его слышно всё хуже и хуже – похоже, даже он принял это моё странное увлечение религией. Как люди становятся верующими и почему? Наверное, потому, что это даёт ответы на главный вопрос: для чего мы живём. Кстати, я же еврейка, а значит, мне нужно ходить в синагогу. Только вот нигде поблизости никакой синагоги нет. Есть только православные храмы.
Подхожу к часовенке, там парочка бабушек. Ну как… не то чтобы они прям бабушки – просто пожилые женщины в косынках, стоят и на икону смотрят. Я вспоминаю про косынку и оглядываюсь по сторонам. Рядом церковная лавка, а я даже денег не взяла. Чёрт, и чем я думала?!
– Чего тебе, дочка? – смотрит на меня старушка. Я по глазам её понимаю, что она, как и я, «видела» Бога.
– Я косынку забыла и денег не взяла. – Я стыдливо опускаю глаза.
– Возьми свечечку, – говорит она мне. Берёт одну из косынок и повязывает мне на голову, протягивает тоненькую свечу.
– Спасибо, спасибо вам!
– Не за что, дочка. – А мне так нравится это обращение пожилых ко мне «дочка», как будто они родные. Я захожу в часовенку. Иконы и всё такое сакральное. Зажигаю свечу и ставлю. Сама смотрю на икону и вспоминаю молитву:
«Спасибо, Господи за всё, и прости меня за то, что порезала себя! Я не ценила Твоего дара, самого большого дара во Вселенной – дара жизни. Но теперь я всё осознала. Спасибо Тебе, спасибо за то, что подарил мне жизнь и красоту, что сделал меня девочкой! Спасибо Тебе, Господи. Люблю тебя, обожаю! Хочу всегда быть с тобой. Хочу, чтобы ты всегда был в моей душе. Аллилуйя!» – Вот понятия не имею, что это слово значит. Но всё равно употребляю.
Надеюсь, моя невежественность не оттолкнёт от меня Бога. Я ведь не со зла, я же просто тупая. А разве тупых детей меньше любят? Если бы Он хотел, чтобы я была умнее, сделал бы меня умнее. А так он сделал меня такой, какой я ему нужна. Тупой – значит, тупой. Всё, как Ты скажешь, Господи.
И внутренний голос молчит. Как воды в рот набрал, заткнулся и знает, что не всё нужно комментировать своими язвительными фразочками. Не всё ставить под сомнение. Некоторые вещи нужно просто принимать такими, как есть.
Смотрю на свечи, смотрю на иконы, и мне становится так хорошо! Здесь бы и осталась навсегда. Поставьте мне здесь каталку, я буду тут жить. Улыбаюсь и продолжаю молиться… ну, как молиться… веду сама с собой внутренний диалог. Думаю о том, что дальше делать. Думаю про Сашу, про Вику и про мамку, про экзамен, до которого ещё два дня, будь он неладен. Про психолога, который завтра с утра.
Про то, что мамка, наконец, узнает мой секретик. Я такая, что теперь уже могу как на духу вывалить: «Мама, так и так, но мне нравятся девочки, ничего не могу с собой поделать». Она, конечно, повозмущается, но примет меня такой, какая я есть, никуда не денется. Не станет же она отталкивать свою единственную, самую любимую на свете доченьку!
И что изменится? Да всё, всё станет иначе, всё, наконец, станет так, как и должно быть.
Выхожу из часовенки, снимаю косынку и возвращаю её старушке:
– Спасибо, – шепчу я.
– Заходи ещё, дочка, – улыбается она. Такие тут добрые люди, я прям не могу! Ковыляю к лестнице. Мне ещё на этаж подниматься и на проклятую каталку ложиться. А потом ещё кровь из пальца сдавать, типа, я мало её потеряла. Как же мне надоела эта больница!
Подхожу к своей палате и слышу телефон. Я же его с собой не брала – ну а зачем мне ночью телефон? А тут звонит кто-то. Кто же это может быть? Мои друзья так поздно не звонят, я сама их приучила, что после десяти сплю… ну, типа, сплю. Мамке рано на работу, и нечего мне названивать, можно и ВКонтактике переписываться.
«Да кто же звонит-то?» Подхожу к своей сумке и достаю оттуда телефон, а меня прям прорубает. Вика! Вика звонит! Внутри всё холодеет, у меня трясутся руки, левая рука (правая забинтована). Я не знаю, что говорить, я боюсь даже трубку поднять, я сейчас расплачусь от счастья! Что со мной происходит? Нужно прийти в себя, нужно отдышаться. Нужно трубку взять.
Провожу пальцем по экрану:
– Алло, – почти беззвучно говорю я, голос дрожит, сердечко замерло, я готова разрыдаться. Я ни живая, ни мёртвая.
– Привет, Юля! – Голос Вики переливается, как трели колокольчиков. И я не знаю голоса милей. Я сейчас стихами заговорю.
– Привет…– заикаюсь я, – …Вика.
– С тобой там всё в порядке?
– Да, то есть нет, то есть…. Дай мне пару минут отдышаться.
Беззвучно кричу от счастья и прыгаю на месте, как дурочка.
«Есс! Она мне позвонила!» И куда хромота подевалась?! Я вновь цвету и пахну, готовая на что угодно.
– Да, милая, – вновь беру трубку я.
– Как дела? Слыхала, ты в больнице, мне Сашка рассказывал. Надеюсь, у тебя там всё в порядке?
Складываю губки «уточкой»:
– Викулечка, как у меня может быть всё в порядке, если ты не со мной? – Говорю, а сама от счастья плачу.
– Хочешь, чтобы я приехала?
– Странные ты задаёшь вопросы! Ну конечно хочу, мечтаю об этом! Я живу только ради тебя, любимая. – Я сейчас сама счастливая девушка на свете, и мне ничего не надо, только её голос в трубке. – Спасибо, Викуль, что позвонила! Спасибо, обожаю тебя! Ты самая-самая на свете!
– Ты тоже. – Слышу, как она смеётся в трубку.
Ложусь на кровать и мечтательно закрываю глаза. Мне сейчас так хорошо, так хорошо!
– Рада, что у тебя всё в порядке…
Перебиваю её, не даю закончить фразу:
– Не клади трубочку, прошу тебя, умоляю!
– Ну что ещё?
– Я люблю тебя.
– Ты уже говорила.
– Я из-за тебя только что вены порезала.
– Ты что, дура?!
– Я не знала, что мне делать, – оправдываюсь я. – Мне было так одиноко, и я… и я… решила… не помню, почему я это сделала. Сейчас вот рученька вся в бинтах и болит.
– Та-а-ак, – сурово говорит Вика. – Значит, слушай меня: если ты действительно любишь меня, если любишь… Боже, что я говорю! Неужели я серьёзно – девушка любит девушку? – Она делает паузу. – Ладно, не суть. Если это правда, что ты ко мне что-то чувствуешь, то я требую: никогда, слышишь, никогда больше не причиняй себе вред. Поняла?
– Да.
– Клянись.
– Чем поклясться?
– Самым дорогим, что есть у тебя. Поклянись мне, что больше никогда себе не навредишь!
«Самым дорогим?»
– Клянусь тебе своей любовью, что больше никогда… – Я забываю, что там дальше, но она напоминает.
– Не причиню себе вред.
– Не причиню себе вред, – говорю. – Аминь.
Я улыбаюсь, я так счастлива! Как же мне мало для счастья надо!
– Ты дашь мне свои ножки полизать? – спрашиваю.
– Опять ты за своё! Самой хоть не надоело?
Смущаюсь:
– Ну как мне может надоесть любить? Сама подумай.
– Ладно, посмотрим ещё на твоё поведение, – отмахивается Вика.
– А может, и что-то ещё, – говорю я, но тут же замолкаю, чтобы не спугнуть её своим напором. – Я не настаиваю, просто я люблю тебя, обожаю, прости. – Наивно улыбаюсь, забывая о том, что она не видит сейчас моей улыбки. Мы же по телефону разговариваем.
– Боже, Юля, ты такая…
– Классная? – вставляю свои пять копеек.
– Примитивная.
– Это обидно.
– Я знаю, – говорит Вика. – Но послушай сама себя. Ведёшь себя, как малолетка пубертатного периода.
– А кто я, по-твоему?
– Да нет же, я не о том хотела сказать! – громче говорит Вика. – Ну, послушай себя: все эти твои ухаживания, все подкаты – это такой примитив! Понимаешь, как девушка ты ведёшь себя идеально, достойно, красиво, по тебе сохнут все парни с нашего потока. Я не знаю того, кто не мечтает о тебе. Но как парень…
– Но я не парень.
– Но ведёшь ты себя, как парень. Ты меня клеишь, как какой-нибудь неоперившийся подросток, который хочет затянуть меня в кровать и не понимает, как это сделать. Ну, послушай ты себя, неужели ты дала бы парню, который бы так за тобой ухаживал? Преследовал тебя везде. Вёл себя, как полный идиот.