– Спасибо мам, спасибо! – Я подсаживаюсь к ней ближе и обнимаю её. Шепчу на ушко: – Люблю тебя, мама.
– И я тебя люблю, Юлечка.
Вроде бы, она успокоилась, и я немного в норму пришла. И эта новость не так уже довлеет над нами. Я возвращаюсь на своё место и тупо разламываю остатки котлеты вилкой. Не могу больше есть.
– Идём? – спрашивает мать и протягивает мне руку.
– Идём, – улыбаюсь я.
Мы возвращаемся в палату, а мамка спешит на работу. Она же только на полдня отпросилась. Интересно, как ей там будет работаться после таких новостей? Непросто, наверное. Чувствую ли я свою вину? Да не до того мне, самой бы с собой как-то примириться.
Лежу на каталке, ворочаюсь.
В палату заходит доктор.
– Капельница, – монотонно сообщает он.
– Что? Опять?! – Я готова разрыдаться. Как же мне надоели эти все уколы, заборы крови и капельницы! Ну сколько же можно меня колоть!
– Давайте другую руку, – говорит врач. – Эта исколота.
Протягиваю левую руку и плачу – нет, не потому, что больно, просто всё как-то навалилось, а при маме надо было держаться, вот я и не выплакалась. Да меня ещё и колют, мучают в этой проклятой больнице, и Вика давно не звонит, а я так соскучилась (сама о себе не напоминаю, чтобы не надоесть), и месячные дурацкие никак не прекращаются. Когда же всё это кончится? Ну когда?! Сколько ещё можно меня мучить?! Мне так тяжело сейчас, не передать!
– Ты же здоровенная дылда, чего ревёшь? – спрашивает доктор.
– Меня любимая бросила, меня родители не принимают, у меня рука болит, меня в больнице держат и домой не отпускают. Дайте мне хотя бы порыдать, – всхлипываю я.
– Тю-у-у, нашла из-за чего плакать!
Слёзы на моих глазах мгновенно пересыхают.
– А из-за чего можно плакать?
– Умер кто или заболел, а ты молодая, красивая, тебе радоваться нужно, – улыбается врач.
– Только не до радости сейчас, – говорю. Ещё и врач не понимает. Неужели весь мир опять против меня?
Лежу в палате с тусклым освещением, одна под капельницей. Ни встать, ни куда-то выйти. Отличное место для развития депрессии. Ещё и мамка не поддержала. Я её, конечно, могу понять, а вот почему она меня понять не может? Неужели так сложно было единственной своей любимой доченьке сказать, что она меня любит, что понимает, чтобы я не переживала? А то я изошлась вся на нервах.
А может, действительно, ну его это лесбиянство! Стану нормальной, влюблюсь в какого-то парня, буду ему детей рожать. Нет, поймите меня правильно: против детей я как раз не возражаю, но вот секс с парнем вызывает у меня целую кучу вопросов. Не могу, не хочу, и больно. А девушки, они такие мягкие, такие ласковые! Моей «кисулечке» однозначно нужны женские пальчики и язычок. Опять думаю о Вике, забыть не могу о ней.
Хватаю телефон и набираю её номер – заблокировано. Чёрт, она же меня в телефоне заблокировала, а разблокировать забыла! Опять я одна-одинёшенька. А так нужен кто-то чтобы был рядом!
Через час приходит медсестра и меняет капельницу. Это никогда не закончится, в меня вливают какую-то жидкость литрами, а я даже спросить не могу, что это. Вернее, я кучу раз спрашивала, но так ничего и не поняла. Не разбираюсь я в медицинских терминах. Кроме того, зачем мне это знать? Ну лечат и лечат, главное – что мне полегчало.
Ещё через час медсестра вынимает иголку из моей вены, и на той появляется огромная капля крови. Она вытирает её спиртовой ваткой и заклеивает пластырем.
– Полежи пока, не вставай, – говорит сестра и уносит капельницу. А куда мне тут вставать? Конечно же, я буду лежать, тут же в больнице и сходить некуда. Поворачиваюсь на бок, только что не плачу – так мне тоскливо и плохо. Никому я не нужна, никому!
Засыпаю, вернее, мне кажется, что я сплю, но я по-прежнему нахожусь в сознании, в каком-то сумеречном состоянии то ли сна, то ли бодрствования. Не могу понять, что со мной и чем меня таким накачали.
– Юля, – слышу её голос и чувствую чьи-то нежные руки на своей ноге. – Юлечка, ты спишь?
Поворачиваюсь, пытаюсь разуть глаза. Передо мной Вика в белом медицинском халате поверх своей блузочки. Она сидит на стульчике, улыбается и держит меня за ножку.
– Привет, – шепчет она.
– Привет, – слегка прикрываюсь я. Я ведь не накрашена.
– Что у тебя с волосами? – спрашивает она. – Подстриглась?
– Можно и так сказать. – Чёрт, мои волосы! Нужно было в парикмахерскую сходить, прежде чем в обморок падать.
– Мне нравится, – говорит Вика и улыбается.
– Правда?
– Конечно, – улыбается она ещё шире. Наверное, мне это снится. Это слишком хорошо, чтобы происходить на самом деле. Да это сон, это точно сон. Я сплю.
========== Глава 19 ==========
Она сжимает пальчики на моей ножке и гладит меня по стопе.
– У тебя таки приятные ноги, такие гладенькие, такие мягенькие! Каждый пальчик такой аккуратный! – Она берёт мою ножку двумя руками и продолжает мять. Я чуть не кончаю от этого. Если она их поцелует, я кончу в первый раз в своей жизни. Хотя нет, не в первый.
– Тебе, правда, нравится? – переворачиваюсь на спину, так, чтобы не вырвать из её рук свою ножку. Мне так приятно, словами не передать!
– Я знаю, что ты помешана на своих ногах, мне Сашка рассказывал. Говорил, ты чуть не кончала, когда он их гладил. – Вика словно читает мои мысли. – Вот решила тебе приятное сделать.
– У тебя получилось, – говорю, а про себя кричу: «Потрогай меня ещё где-нибудь, умоляю. Засунь два пальчика в мою «кисуню» и поводи ими там, я готова на что угодно ради этого.
«Чуть не забыла, у меня же месячные… Господи, как же я её хочу!»
– Вика, – говорю, но она останавливает меня на полуслове.
– Юлечка, не начинай, я знаю, что ты меня любишь.
– Да, – шепчу я в ответ.
– Я знаю, что ты меня хочешь, моя ты хорошая, но пойми уже: между нами никогда ничего не будет… давай просто будем друзьями. Мы можем быть подругами, и не обязательно хотеть друг друга. – Она разминает каждый пальчик на моей ноге, а я, как под гипнозом, даже говорить не могу. Лишь слегка шевелю своей ножкой, тяну носочек. Поцелуй, умоляю, поцелуй её!
– Чёрт, Вика, как же я хочу тебя! – качаю головой.
– Знаю, – улыбается она мне. – Ничего, ты красивая, ты быстро себе найдёшь девочку.
– Думаешь?
– Конечно. Если бы я была лесбиянкой, я бы и секунды не сомневалась.
Я громко вздыхаю:
– Можно мне тебе пошлостей наговорить? – спрашиваю я. – Ты не убежишь?
– Давай, только быстро, – улыбается она. Какая же у неё красивая улыбка!
– Хочу отлизать тебе, пососать твои «лепесточки», засунуть язычок как можно глубже в твою щёлку. Я мечтаю о тебе. – Мурлыкая, закрываю глаза. – Поцелуй мою ножку, пожалуйста.
– Пока никто не видит, – говорит она и нежно прикасается губами к моей щиколотке. – Надеюсь, что от этого я не стану лесбиянкой, – улыбается она.
– Обожаю тебя, – шепчу я в ответ.
– Я тоже тебя люблю, Юлечка, только немного в другом смысле.
Она приближается ко мне и целует меня в щёчку.
– Ещё раз ножку поцелуешь? – спрашиваю я и делаю бровки домиком.
– Ладно, ты и глухого уговоришь. Кроме того, твои ножки действительно целовать хочется.
Она поднимает мою ножку и целует её ещё раз в щиколотку, потом между пальчиками и стопу. Я кончаю, наверно, я уже кончила. Закрываю от удовольствия глаза и улыбаюсь.
– Что? Прибалдела? – спрашивает Вика.
– Ага, – говорю. – Люблю тебя так, что не могу себя контролировать.
– Боже, Юлька, ты такая… такая… романтичная! – улыбается Викуля. – Как бы плохо ты ни ухаживала за мной, но если бы ты была парнем, я бы ни секунды не сомневалась и выбрала бы тебя, а не Сашку.
– Ты же говорила, что я навязчива и только отталкиваю тебя своей навязчивостью. Что я не умею вести себя с девушками, что меня любая отошьёт, и я сама себя бы отшила, если бы ко мне так клеились.