– Идём, – соглашаюсь я и позволяю ему взять меня за руку. Он такой мужественный, и мне рядом с ним так спокойно! С ним я могу идти куда угодно, и мне не страшно. Я «трусишка зайка серенький» – это из песенки какой-то или из мультика, уже не помню.
Мы выходим во двор, там зябко, а небо звёздное-звёздное, покрыто огоньками, как мурашками. И темно, просто вокруг всё чёрное, после слепящего больничного света довольно трудно сразу привыкнуть.
Мы проходим мимо дерева, на котором растут то ли карликовые вишни, то ли черёмуха, но запах стоит душистый. Я даже песню такую вспомнила, про грозди душистые.
– Т-ч-ч-ч, – говорит Толик, и мы садимся на лавочку под деревом. Здесь нас не заметят. Хотя, если подумать, кому мы нужны?
– А от кого мы бегаем? – удивляюсь я.
– От Бабайки, – на полном серьёзе говорит Толян.
– А ты веришь в Бабайку?
– А ты – нет? – Он так странно на меня смотрит, что я даже немного пугаюсь. А что я себе думала, отправилась с незнакомым парнем куда-то на ночь глядя. «А что, если он меня… изнасилует?» – первая мысль, но, я думаю, Толик не такой. Ага, не такой, все они такие! Нужно вернуться, нужно возвращаться. А что, если нас схватят?
Схватят и полицию вызовут: двое пациентов сбежали. Так-то это больница, а не тюрьма. К тому же она открыта всё время – заходи, кто хочет, бери что хочешь.
– Идём назад, – трусливо говорю я, мне даже самой стыдно из-за того, что я такая трусиха.
– Да мы же только вышли, – отвечает Толя и утягивает меня за собой.
Мы идём вдоль больничных окон. В некоторых горит свет, в других темно. На балконах стоят в основном какие-то старики, по их печальным взглядам я понимаю, что не всё у них в порядке. Чёрт, больница – это какое-то место тотального отчаяния. Не хочу больше сюда возвращаться!
Мы выходим через крохотный парк и аллею с кипарисами к ярко освещённому КПП.
– А как мы пройдём?– Чёрт ну что я за дура! Это же не режимный объект входить и выходить тут не запрещается.
Мы выходим за территорию больницы и подходим к автотрассе. Здесь одинокая остановка маршруток и придорожный киоск.
– Будешь чего-нибудь? – спрашивает Сашка. Я что, его только что Сашкой в мыслях назвала? Отпускаю его руку и внимательно смотрю на него. С чего это я вдруг подумала, что это Сашка? У меня явно глюк.
– Что будешь? – повторяет он.
– Прости, я задумалась. Вспомнила своего бывшего.
– Парня?
– Конечно же, парня – на девушку ты мало похож, со своим бицепсами. – И щупаю его за бицепс. А он напрягает его ещё сильнее.
Мы подходим к киоску, и Толя достаёт кошелёк:
– А я свой забыла, – говорю.
– Не страшно я угощаю, – отмахивается Толян.
– Но ты не обязан этого делать, ты ж не мой парень.
– Да брось ты, мне приятно заплатить за красивую девушку. – Комплименты в его исполнении звучат особенно мило.
– Шейк, – говорю я, – безалкогольный.
– Да брось ты, тебе, что тринадцать лет.
«В тринадцать я пила только алкогольные, это сейчас правильной стала».
– Ну, давай, – говорю и улыбаюсь ему. Чёрт, а что будет, если я напьюсь? Самой любопытно.
– Шейк и пиво, – говорит он и протягивает купюру, а сам на меня всё время смотрит и улыбается. Интересно, он всегда такой улыбчивый или только со мной? В любом случае, он очень галантный и милый парень, мне с ним хорошо.
– Ты верующая? – спрашивает он, глядя на крестик на моей груди.
– Немножко. – Прости, Господи, я полностью верующая, просто это так не популярно среди подростков, что я буду чуть-чуть скрывать, можно? Я знала, что Ты меня поймёшь. Ты такой понимающий! Люблю Тебя, Господи.
– Немножко – это как?
– Некрещённая… ну не знаю… – Пока я думаю над ответом, он зубами открывает пиво, откручивает крышечку шейка и протягивает мне.
– За знакомство! – говорит он, и мы чокаемся горлышками бутылок. Звук такой, что оглушает меня на пару секунд.
– За тебя и за твой пресс! – говорю я и делаю пару глотков.
– Нравится? – Он задирает футболку и напрягает пресс, отчего его живот опять становится похож на гладильную доску. Такие ровные кубики, у меня аж поджилки дрожат!
– Можно? – спрашиваю я, закусив губу. Я спецом так делаю, знаю, что парням нравится, я ещё та притворщица.
– Ага, – говорит он и ещё сильнее напрягается.
Я вожу рукой по его прессу и испытываю наслаждение.
– А трудно такой сделать? – спрашиваю.
– Мне – нет, – говори Толик. – Турничок, брусья, бег, штанга.
– И давно ты всем этим занимаешься?
– Ну да. – Он обнимает меня, прижимает к себе, и я чувствую, какой он сильный. Как чугунные тиски, просто титанически сильный и твёрдый! Я такая мягкая в его руках! У меня даже голова кружится от этих мыслей… или это шейк в голову ударил?
– А чего ты меня ждал под палатой? – спрашиваю.
– Догадалась-таки?
– Ну конечно, нет у тебя тут никакого друга, очевидно же.
– Ну, надеялся, ты выйдешь… хотел ещё с тобой время провести. – Вижу, что стесняется.
– Толь, ты же помнишь наш уговор? Не влюбляться.
– Да помню я, помню! Как такое забудешь!
– Не подведи меня. Не хочу причинять и тебе боль, ты классный.
– Так не причиняй. – Он обнимает меня и прижимает к себе. И так само собой получается, что наши губы сливаются в поцелуе. Нет, он, конечно, «вкусно» целуется, но я не собиралась его целовать. Это действительно само вышло.
– Прости, – говорит он.
Я молчу, лишь томно вздыхаю в ответ, пока мы прогуливаемся по аллейке. Мне уже почти не холодно, я привыкла к майской прохладе, скоро лето, и тогда даже ночью будет удушливая жара. Ненавижу жару и потому не очень люблю лето. Ну да, я же люблю ходить в школу, люблю учиться, я же заучка. А что, если мне устроиться учительницей в школе. Я была бы классной училкой!
После этой прогулки я засыпаю почти мгновенно. Не верчусь в постели, ни о чём не думаю, не строю планы на будущее, а сплю. Обнимаю подушку, закрываю глаза, улыбаюсь и засыпаю. И мне никто не снится. Мне не нужен ни Сашка, ни Вика, ни этот… как его… Толя. Он хоть и приятный молодой человек, но он мне совершенно не интересен. Похоже, во мне окончательно атрофировалось способность любить, даже как-то непривычно ничего ни к кому не испытывать, лишь пустоту в груди. А некоторые бухают, чтобы этой пустоты не ощущать.
Нет, всё-таки пустота не для меня, я хочу чувствовать, хочу испытывать томящее чувство под сердцем. И пусть мне будет больно, но я хочу. Может, фотки Викины глянуть?
«Не вздумай! – одёргиваю я себя. – Ты сегодня первый день не плачешь из-за неё. Не вздумай всё разрушать. Насладись пустотой, насладись одиночеством как следует. Такое приятное чувство, когда тебе никто не нужен! Наверное, я навсегда останусь одна, всю жизнь проживу и никого никогда не встречу. Помру одинокой старушкой в каком-нибудь доме престарелых. И никто не сможет потом отыскать моих родственников. Такая заманчивая перспектива. Я так соскучилась по одиночеству, так соскучилась по лёгкости под сердцем! Хватит уже с меня страданий! Это так приятно – ничего не чувствовать! Приятно быть всегда одной и ни в ком и ни в чём не нуждаться.
Спасибо, Толя, что показал мне путь! Не думала, что клин клином – такая действенная стратегия. Я даже дрочить не хочу, не хочу больше себя трогать. Моей «кисуле» и так досталось в последние дни, пускай теперь отдыхает. А может, мне клитор удалить и часть половых губ (я слышала девушки такое делают, чтобы не получать удовольствия от секса)? Нет чувств – нет проблем. Я же этого всегда добивалась. Ещё и времени столько освободится.
Долбаная порнуха вызвала у меня зависимость, а постоянный доступ к своему телу и интернету окончательно меня испортил. Нужно завязывать. А может, это влияние алкоголя, может, мне нужно почаще бухать? Буду ходить везде, бухая, зато счастливая, улыбчивая, самовлюблённая Юлечка. Никого больше не буду любить, только себя. А может, краситься перестать и каблуки высокие не надевать, ходить в старье из секонд-хенда. Не-е-е-ет, я слишком себя люблю, чтобы так одеваться! Буду всегда красивой, неотразимой и вечно одинокой. Как же это романтично!