Значит, не сомневался в моем согласии, да?
* * *Я поправил воротник-стойку, стоя перед зеркалом в моей комнате, если я могу ее еще так называть… хотя, могу, пару часов, но могу.
Как же я ненавижу эти белые тряпки! Церемониальная одежда, сшитая еще три месяца назад — в ней я должен был пройти официальное посвящение в императоры в день своего девятнадцатилетия. Когда я вошел в комнату, я был сильно удивлен, увидев белый костюм, со всеми нацепленными регалиями наследника трона. Поверх обычных, сероватых штанов, заправленных в мягкие, до середины икры сапоги на твердой подошве, в таких хорошо ходить, когда надо чеканить шаг, напоминать людям свое и их положение на многоступенчатой лестнице общества, и белоснежной рубашки, надеваемой через круглый ворот из-за отсутствия пуговиц, с широковатыми рукавами, манжеты которых были разрезаны на тыльной стороне на три части и обметаны синими нитями, шел жилет с вот этим самым воротником стойкой, из-за него мне был терпим этот «наряд».
Я уж думал одеть какой-нибудь костюм из тех, в каких обычно посещал приемы. А вот пришлось этот… Белый цвет… я чувствую себя неуютно. Как будто платье нацепил вместо брюк и рубашки.
Он правильно сказал — сегодня все решится. Сегодня я стану свободным. Я сделаю первый шаг к отречению от своей человеческой стороны навстречу демонической. Сколько же лет я мечтал об этом! Столько планов, столько потраченного времени — а оказалось так просто… мне нужно было всего лишь подождать несколько лет. Если бы я только знал раньше.
Ну знал бы… разве я смиренно ожидал подходящего времени? Сомневаюсь.
Итак, сейчас нужно разыскать Алексин.
У двери, последний раз бросив взгляд на отражение, вышел из комнаты.
Двое стражей в конце лестницы поклонились. Мои сопровождающие? Дядя подумал, что я сбегу? Или… я так привык предполагать лишь худшее. Он ведь не сказал мне где будет проводиться прием. Почему стража здесь не для того, чтобы просто не показать мне дорогу?
У стража на центральном входе спросил, в какую именно гостевую комнату определили Алексин. Как оказалось, в одну из расположенных на первом этаже, но ее сейчас там нет. Леди сопроводили на прием, где она и ожидает.
Сопроводили? Что ей делать… Нет, все правильно, она же аристократка. Что ж, я немного успокоился.
Мы спустились в нижний город. Значит, он решил все устроить здесь, в одном из летних залов? Народу на широких мощенных булыжником улицах почти не было, а редкие группки шли в туже сторону, что и мы.
Второй открытый летний зал. Он всегда мне нравился. Изящные, из розоватого мрамора колоны удерживали на себе ажурную, так искусно выполненную, что казалось — она невесома, крышу. Круглая, довольно большая площадка, отсутствие стен и вид на озеро. Здесь хорошо в закатные часы, когда солнца сели и зажигаются первые ночные светильники. Появляется аромат… томности вечера и ожидание какого-то чуда, как бы не смешно это не звучало из моих уст. Объяснить такое представление я не могу.
У перил, ближе к раю площадки стояли три длинных стола, уже уставленных разнообразной снедью, что еще раз подтвердило — дядя знал о моем решении. Не очень приятно, когда ты предсказуем. Музыканты уже начали играть что-то из легкого бального их репертуара, больше чем половина присутствующих танцевала, другие сидели за столами. Глазами стал искать среди них Алексин и быстро нашел, ее рыжие волосы, как пламя разбавляли однообразность и блеклость окружения. И я забыл как дышать.
Она была великолепна. Не знаю, что было причиной: может новая прическа, может кремовое платье с открытыми плечами, а может все это вместе, но от нее исходили волны притяжения, хрупкой невинности и чистоты. Она была светом среди окружающих ее напомаженных и разодетых, с искусственными улыбками на лицах и блеклыми, как стекляшки, глазами, чей блеск давно пропал, подавленный жаждой денег, власти, лжи и притворства. Алексин сидела, опустив взгляд и сложив руки на коленях.
Тут к ней подошел какой-то мужик, она подняла на него взгляд. Я, быстро шагая, едва не срываясь на бег, пошел к ней, и услышал обрывок фразы: «Соблаговолите пригласить на танец…» Отчего во мне поднялась волна ярости. Как он только смеет разговаривать таким явно соблазняющим тоном с моей Алексин?! Как я ему только не врезал, не ума не приложу. Наверное, его спасло то, что он не успел дотронуться до нее.
Я положил руки на ее плечи, смотря прямо в глаза этому наглецу. Он обмер и попятился. Кажется, немного перестарался… Алексин развернулась ко мне, на просветлевшем лице зажглась радостная улыбка.
— Эта девушка будет танцевать только со мной, — жестко сказал я. Утратив к нему всякий интерес, осторожно, со всей нежностью, на которую только способен взял ее ладонь и, коснувшись губами маленьких пальчиков, прошептал. — Верно, моя госпожа?
Она смутилась, потупила взор и позволила увлечь себя к танцующим парам.
Вот, мы танцуем вновь. Кажется, что день нашей встречи был невообразимо давно, хоть прошло совсем немного времени. Дни растянулись, стали как недели моей жизни без нее. И сейчас мне хотелось, чтобы минуты нашего танца растянулись в вечность. Алексин смеялась, когда я выделывал разнообразные комичные па, совершенно не подходящие к музыке, и она подыгрывала мне. Я вел себя как дурак, что просто хотел видеть на губах дорогого человека улыбку.
И я исполнил свою давнюю мечту — эта улыбка принадлежала только мне и зажигалась ради меня.
Но мы не успели дотанцевать этот танец, краем глаза я заметил, как останавливаются пары, пропуская имперских стражников. Не было сомнений, к кому они направляются.
Я поклонился Алексин, шепнув:
— Извини, я ненадолго. Пока присядь за стол.
Она нахмурила брови и с долей непонимания и тревоги посмотрела на меня, потом на стражников, выглянув из-за моего плеча. Я улыбнулся, показывая, что все хорошо. Тревога не пропала, но она все же пошла к столам, оглядываясь. Дождался, пока она найдет свободное место и сядет, и только потом развернулся к замершим стражникам.
Дядя решил не тянуть, и объявить сейчас же о моем отречении, я был целиком и полностью «за». Чем раньше все закончится — тем будет лучше.
Он вышел вперед, я за ним, все присутствующие склонились в поклоне, даже те, кто сидел — привстали и выказали дань уважения Наместнику и наследнику трона.
— Дамы и господа, представители наивысшей аристократии, — его голос прокатывался по площадке гулким эхом. — Я собрал вас, как наиболее приближенных ко двору, чтобы сообщить важное известие, затрагивающее не только вас, но все государство. — Он замолчал и повернулся ко мне. Что ж…
— Я, Дмитрий Версе, кровный сын последнего императора, находясь в здравом уме, по собственной воле отрекаюсь от трона в пользу Наместника Гедрара Версе.
Толпа загудела. Люди поворачивались друг к другу, обсуждая услышанное. У некоторых был ошарашенный, у некоторых не верящий вид. Да что они, в самом деле? Можно подумать, им сообщили нечто невероятное и не имеющее право на существование.
Дядя поднял руку, успокаивая это безобразие.
— Да, это так — сегодня наследник написал отречение в пользу меня по закону «О отказе наследования», принятому третьим императором. — Он подозвал к себе слугу, который подал написанный мною плотный лист, взял его и продемонстрировал всем присутствующим. — Вот его письменное отречение, прошу удостовериться советникам.
Седой, благообразный мужчина вышел из толпы и, поклонившись, взял лист. Я знаю его — этот советник служил еще последнему императору, моему «отцу». Он отнес его остальным советникам, и когда они прочитали, вернул обратно, повернулся к присутствующим.
— Все верно, — сказал он зычным, не смотрю на свой возраст голосом, и вернулся на свое место.