Нервно содрогнувшись, самолет сильнее задирал свой белый зад в небо. Лина прижалась спиной к креслу, потуже затягивая ремень безопасности, но ее тело упрямо продолжало сползать с сиденья под тихий, утробный смех из динамиков.
«Мы падаем?» испуганно подумала девушка, нервно прикусывая губу.
***
Эйфория. Как давно он не чувствовал себя таким счастливым. Жизнь запульсировала в венах с новой силой, разнося по сосудам частички всепоглощающего удовлетворения. Там, в салоне за его спиной, эти заблудшие души не знали, что вытянули свой счастливый билет. Ведь ему, посланнику, было предначертано спасти их, вернуть в лоно безгрешности. Еще тогда, в многолюдном аэропорту, глядя в небо, затянутое свинцовыми тучами, предчувствие сжимало его трепещущее сердце. Он стоял, прижавшись щекой к стеклу и вглядываясь в непроглядную тьму туч, напоминавших ему почерневшие от грешных поступков души. «Неужели их нельзя спасти?». Как бы ему хотелось вырвать эти гниющие порочные души и хорошенько отдраить, по кускам отрывая следы осквернения высшего дара человека. Его ладони сжались в кулак от осознания своего бессилия, дыхание рвано рвалось из груди, когда луч солнца, прорвавшись сквозь одеяло черноты, коснулся его щеки. Одинокий, упрямый, он словно меч вспарывал брюхо беспроглядной тьме. Мужчина завороженно всматривался в небо, пока его глаза не заслезились, а затем поднял руку, кончиками пальцев ощущая тепло кожи под влажными дорожками. «Это знак» - с благоговением пронеслось у него в голове, дрожью отдаваясь по телу.
Павел радостно щелкнул пальцами в воздухе. Идея, такая гениально простая, что хотелось смеяться как ребенок, медленно перетекла в твердую уверенность. Сегодня он спасет их, последовав примеру Великого Учителя. И даже то, что он пожертвовал собой ради других, а не забирал их жизни вместе со своей, нисколько не смущало Павла. В неравной борьбе всегда есть жертвы, но они будут во благо.
***
- А если вскрыть дверь? Вытащить этого спятившего придурка, связаться с диспетчером и посадить этот чертов самолет? - мечтательно затараторил стюард.
- Мы тут не в кино снимаемся! - отрезал Черный.
- Но все же... - парень упрямо закусил губу.
- Ее не вскрыть, - уверенно заявил седовласый мужчина, пассажир первого класса. Он выглядел представительно даже с бегающим взглядом и глубокой морщиной на переносе, словно разрезающей лоб на равные части. - Антитеррористическая хрень. Спасает пилотов от ненормальных ублюдков.
- А кто спасет нас от него? - Черный кивнул на дверь кабины.
- Черт! Черт! Черт! - залепетал стюард и Черный пихнул его локтем в бок, заставляя умолкнуть.
- Ты чего? - обиженно насупился он.
- И без твоего нытья тошно! Сейчас важнее решить, что делать.
Стоять было трудно, поэтом Черный прижался к перегородке, а седовласый устроился с другой стороны от двери, позволяя пареньку ухватиться за свою руку. Бывшая жена все еще тщетно пыталась достучаться до Павла, навалившись телом на разделявшую их дверь. Она скребла пальцами, шептала ласковые, но требовательные фразы, звала его по имени. Идея сдаться пугала ее больше, чем тишина в ответ. Признать поражение было равносильно принятию смерти. Она не могла. Нет. Только не так.
- Можно нам самим как-то связаться с диспетчером? Пусть заблокируют его, подключат автопилот в конце концов.
- Не глупи, - выдохнул седовласый.
- Тогда что ты предлагаешь? Налить себе мартини и ждать, пока из нас сделают отбивную?
Стюард всхлипнул и, виновато опустив взгляд, произнес:
- У нас нет мартини.
Черный прыснул, прикрывая рот кулаком, а седовласый нежно потрепал парнишку по голове.
- Ваш муж...
- Бывший, - отрезала женщина.
- Ваш бывший муж, - устало уточнил седовласый.
- Мы разошлись 2 года назад. С ним невозможно было жить, - оправдываясь, призналась Анна. -
- Похоже, теперь НАМ невозможно с ним жить, - невесело прошептал мужчина, обращаясь в пустоту.
- Простите, - слезы покатились по ее лицу, беззвучно стекая по дрожащему подбородку. - Если бы я знала... Если бы знала... Этот его клуб по вечерам. Сначала все было так хорошо. Он перестал устраивать скандалы, все свободные вечера проводил дома, но потом... все изменилось... друзья, семья... он выкинул их из нашей жизни, - она всхлипнула, жалобно утерев нос ладонью. Ее лицо вдруг стало старым и жалким, словно поношенный ботинок, одиноко валяющийся в углу на полке.
- А потом он запретил иметь детей. Каждый месяц таскал меня в больницу. Проверял, не предала ли я его «великую» идею, - она натянуто улыбнулась, медленно оседая на синий пол. Неловкое молчание повисло в воздухе, позволяя осмыслить услышанное. Сквозь щель задернутых занавесок Черный видел лица пассажиров, напуганные, отчаянные, жаждущие услышать, что шутка закончена и можно выдохнуть.