Правление — тяжкое бремя. Кай и Маркус не понимали этого в начале, считая, что это достаточно легко и весело — управлять кем-то, но после нескольких столетий, мы поняли, что лидер всё же должен быть один. Лидер, который выносил бы на совет идею, с которой могли согласиться или не согласиться остальные члены. Мы до сих пор принимаем все решения втроем, но лидерство, принадлежит мне по праву уже много веков, также, как и право финального голоса. Поверьте, власть — это не игра, это тяжёлый труд. Жаль, что мои братья не всегда понимают это, порой упрекая меня в принятых решениях. Но, в конце концов, весь клан держится на законах и правилах, придуманных мной, и за столько веков Вольтури благодаря им ни разу не выдали себя.
В Вольтерре с тех самых времён, когда мы пришли к власти, всегда есть подставной правитель. Людей это устраивает, они чувствуют себя в безопасности. Ведь они, в большинстве своем, очень жадны и падки на деньги и перспективы, поэтому договориться с ними не так уж и сложно и ими просто управлять. Найти подставного человеческого лидера так же просто, как и управлять им, ведь он понимает, что за любую провинность он лишится всего, в том числе и жизни. Времена меняются, а человеческая сущность остается.
А сейчас, Ренесми, я поведаю вам о том, для чего и начал весь этот рассказ о своём прошлом. О том, о чем хотел бы навсегда забыть, но от этого воспоминания невозможно отделаться. Это моя боль, моя утрата и величайшее преступление в моей вечности, за которое я корю себя постоянно и не могу простить.
Прошло несколько лет с начала нашего правления в Вольтерре, и до меня дошёл слух, что мой родной город охватила страшная чума. Последние несколько лет, я и думать забыл о своей человеческой семье, погрузившись в дела клана и занимаясь его становлением. Но эта новость заставила меня той же ночью отправится в места, где я родился. Мне необходимо было узнать, жива ли моя прежняя семья: мать, отец и сестра.
Когда я зашёл в дом, я понял, что опоздал. Мать и отец были мертвы, но сестра, она ещё была жива, она едва дышала. Я подошел к ней, и ахнул — какой же красавицей она стала. Даже тогда, пораженная чумой Дидим, была ослепительна. Она металась в предсмертной агонии, и я, осознающий, что она сейчас умрёт, решился на обращение. Пока её тело начало процесс перерождения, я похоронил мать и отца, закопав их во дворе дома, а затем подхватив на руки сестру, поспешил с ней в Вольтерру. К утру мы были в замке. Я приковал её в том самом подземелье, где была прикована Эвридика, чтобы переродившись, она не сразу смогла выбраться из подземелья, хотя и понимал, что оковы не сдержат её. Поэтому охранять её я оставил Феликса, который одним из первых появился в клане. Уже тогда он обладал огромной силой, которая не ослабела и по сей день.
Когда Дидим переродилась, я пришёл к ней, и мы долго говорили. Я рассказал ей всё, что с ней случилось, и кем она сейчас стала. Рассказал и свою историю, которую она внимательно слушала, глядя на меня с такой нежностью, что мне становилось не по себе. В её присутствии я становился счастливым, любые мои страхи и терзания исчезали, а затем я понял, что делать окружающих счастливыми — это было её даром. Она была очень добрым и открытым человеком при жизни, и, став вампиром, преобразовала эти качества в своеобразную способность.
Дидим всегда отличалась от всех. Ещё в детстве её доброта и душевность поражала меня, а сейчас, переродившись, она отказывалась убивать людей, хотя её горло горело от жажды. Я объяснял ей, что стоит отбросить все человеческие качества, избавившись от них. Но Дидим лишь настойчиво мотала головой. Я понимал, что сестра испытывает страшные муки жажды. И тогда я силой притащил её с собой в небольшое селение, где я устроил бойню, в которой Дидим всё же не сдержалась и убила несколько человек.
Дидим поражала меня своим умением сдерживаться, будучи новообращенным вампиром. Её выдержке позавидовали бы многие древние особи нашего вечного мира. Я помню, как впервые привел её в тронный зал, представляя другим членам клана, и как их глаза с Маркусом впервые встретились. Это была искра. Самая настоящая искра, которую я заметил невооруженным взглядом. Они стояли и смотрели друг на друга неотрывно. Именно тогда между ними и зародилась любовь. Любовь между двумя вампирами. Я не могу не признать этого теперь.
Моя сестра стала первой женой правителя, лишь потом Кай нашёл Афинодору, ну а Сульпиция появилась значительно позднее. Я не спешил связывать себя узами брака, но, глядя на братьев, мне тоже хотелось иметь супругу, которая бы составляла мне пару и была бы неразлучна со мной. Но увы, в отличие от Маркуса, я не любил и не смог бы полюбить Сульпицию. Позарившись на её красоту, я упустил из вида её душу и её сущность.
Шло время. Все мы жили в замке, а клан разрастался. Всё новые и новые вампиры прибывали к нам. Кого-то мы находили сами. Уже тогда происходили схватки с первыми себе подобными. Оказалось, что есть много других кланов бессмертных, раскиданных по всей земле, но я и братья всегда хотели быть единственным правящим и могущественным кланом в мире вампиров. Всё шло прекрасно, пока я не начал замечать, как Маркус и Дидим отдаляются от нас. Их перестали интересовать общие вопросы и дела клана, они все чаще стали пропускать трапезу вместе со всеми, а вскоре и совсем стали вести обособленный образ жизни.
В тот день Дидим нашла меня в одном из коридоров замка. Её лицо было спокойным, а голос очень твердым. Ещё в детстве, будучи ребенком, она разговаривала со мной подобным образом, когда хотела сказать мне что-то для неё важное. Я понял это и не стал её перебивать, но то, что я услышал, заставило меня замереть, а затем ярости и злобе вырваться наружу. Она сообщила мне, что они с Маркусом приняли решение уйти из клана, что моё правление кажется ей жестоким и ей больно видеть, каким я стал.
И хоть я и делаю все согласно написанным законам, но она не может больше видеть в кого я превратился. Она не хочет борьбы за власть, не хочет подвергать Маркуса опасности, когда мы идем в бой с другими кланами. Ей хочется спокойной семейной жизни в дали от всех, и она просит их отпустить.
Я не мог поверить своим ушам. Моя сестра не хочет быть со мной рядом, она считает меня чудовищем, но ведь именно я не дал ей умереть и, благодаря мне, она нашла свою любовь. А сейчас она хочет уйти и забрать с собой Маркуса, одного из моих вернейших соратников, моего соправителя. Она хочет предать меня, покинув клан, оставив меня — её родного брата без сестры, которую, не смотря ни на что, я всё-таки любил.
Ярость, ожившая во мне, которую я не мог контролировать, всё сделала за меня. Я очнулся и понял, что натворил лишь тогда, когда появившаяся сзади меня Сульпиция вскрикнула. Весь пол коридора был усыпан останками моей сестры Дидим, которую я разорвал в мелкие клочья, а она ведь даже не пыталась сопротивляться. Я упал на колени и закрыл лицо руками. Она была права. Я стал настоящим монстром. И пути назад уже не было.
Собрав её останки, я под покровом ночи, выскользнул из замка, убегая прочь из города. Я не мог сжечь все то, что осталось от неё. У меня не поднялась рука. Но то, что от неё осталось, никогда не смогло бы соединиться вновь, чтобы стать моей сестрой — настолько жестоко я обошёлся с её телом. Я развеял останки Дидим над морем, глядя, как морская пучина забирает её навсегда.
Кроме Сульпиции никто не знал о случившемся, но она бы никогда не проговорилась, потому что понимала, что если уж я так расправился с родной сестрой, то убить её саму мне не составит никакого труда. Маркус и Кай вернулись на следующее утро, привезя с собой Деметрия. Вампира-ищейку, с которым, вы, Ренесми, конечно же, хорошо знакомы. На все вопросы Маркуса о Дидим, я лишь пожимал плечами и отвечал, что ещё вчера вечером я видел её в замке.
Маркус ждал столетиями, что она вернется. И, поняв, что этого никогда не произойдет, он пришёл ко мне молить о смерти, но я отказал ему, убедив, что он нужен мне, а Дидим исчезла или может быть умерла, но так или иначе её уже не вернуть. Он услышал и понял меня, но после нашего с ним разговора Маркус был готов идти в любой бой, он был согласен на любое сражение. Он искал смерти. И я знал это. Маркус навсегда потерял интерес к вечности. Он стал апатичным, вечно скучающим, но вместе с тем его слово до сих пор звучит веско, хотя я прекрасно знаю, что ему давно уже совершенно не интересны планы по захвату власти. Он относится к происходящему максимально отстранённо и объективно, но, так или иначе, он остается одним из старейшин, и я не лишился его также, как Дидим.