На встречах выпускников меня ставили к стенке: «Ну как, поступил?» Я серьезно говорил, что еще и не собираюсь. Мне не верили и выразительно перемигивались: «Шизик». Хотя математику я знал лучше всех в классе. И все мне сочувствовали. Будто я застрял на точке замерзания и встряхнуть меня некому. Такие вот дела.
На эти вечера я приходил, чтобы увидеть Жанну, нашу признанную классную красавицу, которая хорошо знала себе цену. В десятом я написал ей анонимную записку, где назначал свидание возле кинотеатра «Орбита». Она явилась на час позже и растерянно озиралась, не обращая внимания на серенького парнишку с букетиком подснежников. Потом посмотрела на меня и с невыразимым удивлением сказала: «Это ты?» Вот и вся любовь. На последней встрече, зимой, она много курила, смеялась, предлагала сброситься «по рублю» и устроить танцы. Сеня сказал, что она попала в жестокий переплет, что-то не клеится в плане личной жизни.
Из одноклассников я имел дело только с Сеней. Мы работали в одном цехе. Сеня трижды проваливался на экзаменах в театральный, клял сынков, за которыми не пробьешься, и мы прекрасно понимали друг друга. Сеня тоже как бы отстал от поезда. Но не сдавался, и не терял здорового юмора. «Настоящему таланту нужно иметь еще и пробивные способности», — говорил он. А пока брался за все. На Новый год румянил щеки сырой свеклой, приклеивал бороду, облачался в красный балахон и фотографировался с детишками под елочкой от фирмы добрых услуг. Но апофеозом его театральных проб была роль счастливчика, который за пятьдесят копеек выиграл автомобиль. Эту розовую ленту без конца крутили по телерекламе, и я вместе с миллионами телезрителей наизусть выучил нержавеющую Сенину улыбку.
Минут через пять, когда я уже заканчивал свой завтрак, выскребывая с донышка морковь, в прихожей зазвонил телефон.
— Привет, борода! Дуй сюда. Я уже очередь за пивом занял. — Сеня снова брал за грудки и втягивал меня в жизнь. Между его мыслями и действиями не было ни единой щелочки, тогда как мое «подумаю» виделось шириной с ворота, через которые мог проехать не один воз с сеном.
— Поторапливайся. Довольно киснуть. Я достал импортную воблу.
Я колебался. Но Сеня, понизив голос до интригующего шепота, намекнул, что у него есть для меня необыкновенная новость. Что-то внутри у меня оборвалось. Но на все мои вопросы Сеня бодро отвечал: «Товар из рук в руки. Секрет фирмы». Он, вероятно, боялся оставлять меня один на один со своей новостью. Я с лихорадочной поспешностью вскочил в брюки, простирнул под краном бороду и махнул проходными дворами в «Ручеек» к Сене — вечному двигателю жизни.
На мокрой стойке уже стояли шесть кружек пива, на клочке газеты лежала распотрошенная вобла, а Сеня, глотая слюну, нетерпеливо пританцовывал возле этой роскоши. «Давай», — кивнул он мне и припал губами к золотистой горькой жидкости.
Его животик под коричневой маечкой, казалось, с каждым глотком округлялся, словно там рос рыбий пузырь. И хотя Сене нужно было держать форму, ее побеждало пивное содержание.
— Пошло, как дети в школу, — выдохнул он, отставляя первую пустую кружку.
— Ну? — вцепился я в него.
Сеня выбрал в рыбьей спинке самый лакомый кусочек и не торопясь вонзил в него крепкие зубы. Наконец сдался:
— Твоя Жанна вчера вышла замуж.
— Как?
— Сочеталась законным браком, — с издевкой ответил Сеня. — И кукла сидела на капоте. И фотографировались в «Люксе». И водку в ресторан принесли свою. Свекор сам разливал в бутылки за портьерой.
— А ты откуда знаешь?
— Я там был, — сказал Сеня. — Кино снимал для истории. Придворный оператор. Нужный человек. Свекор лично подносил, чтоб резкость была.
И пока я прожевывал новость, он опорожнил вторую кружку.
— Трубы внутри горят… Перебрал… А кабак шикарный. Отдельный кабинет. Европа. Цивилизация. А гости! Едва из-за них скандал не вышел.
— Какой еще скандал? — болезненно поморщился я.
— Приглашают всех к столу, а они не садятся, фыркают. Шафер к одному, другому — в чем дело? Здесь стулья, отвечают. Ну и что?.. А мы к персональным креслам привыкли… Пришлось менять.
Сеня пронизывающе взглянул на меня: «Что, получил?» Я помолчал, а потом, собравшись с силами, спросил:
— За кого?
— За Павла Второго.
«А она жестокая», — подумал я. За Павла II, эта слюнявое барахло из параллельного класса, который уже тогда тыкал всем под нос свой «Ронсон» и говорил о себе во множественном числе. «Мы с папой ели форель… Когда нашу машину грузили на паром… Когда мы были в Югославии…» И Жанна, гордое неземное существо, пошла за него? Так мне и нужно. Чтобы не был наивным. А Сеня ее сразу раскусил. Еще в школе. Этой жемчужине была нужна надежная оправа.