Завтра начиналось сегодня. Сладко ныли мышцы в предчувствии работы. Если бы Фому нынче впрягли в плуг, он пропахал бы борозду через весь мир. От нервного возбуждения тело стало легким и невесомым. Он нетерпеливо топтался у порога, пока жена закутывала его шею в шарф, наказывая дышать носом, потому что простуживаться нельзя, и вырывался из ее рук, как непослушный ребенок. К счастью вела светлая морозная дорога.
…Но на галерее снова пересекла ему путь Роза Семеновна.
Водянистый поскользнулся на ровном месте.
— Бонжур, старик, — сказала она, пуская в лицо Фомы ментоловый дымок. — А ты ее не любишь!
— Как это? — не понял Водянистый.
— Если бы ты ее любил, ты давно подарил бы мне парик. Мне только парика не хватает для полного счастья. У всех есть, а я что — лысая?
— По какому это случаю? — возмутился Фома. Эта старая карга вздумала его шантажировать.
— А иначе я сообщу куда следует, за нею придут и заберут. И не увидишь ее, как своих ушей.
— Нет-нет, — отступил Водянистый. — Что угодно, только не это. Будет вам парик, будет.
— А ну поклянись. — Роза Семеновна вытащила из муфты серую книгу.
Фома приложил к ней руку и между растопыренными пальцами прочитал название: «Уголовный кодекс».
— Свободен, — презрительно сказала Роза Семеновна. — Бери лопату — иди копай.
«Трус!» — ругал себя Водянистый, спускаясь по лестнице. И понимал, что поступил правильно, рационально. Ведь он боялся не только за себя, а за их любовь. Но стыд хлестал его по щекам березовым веником. В жизни все было сложнее.
Снег вкусно скрипел под ногами, деревья стояли в пенопластовом инее, детское солнце вытягивало к земле свои лучи — и Фома успокоился. Что значит маленький компромиссик в большом деле?
В библиотеке он занял привычное место, оглядел стопы заказанной литературы, и тут Фому снова охватило удивительное пьянящее пламя вдохновения…
Он раздувал горн в заброшенной сельской кузнице, где на колышках по углам мертвыми железяками собирались его знания: истоптанные подковы цитат, ржавые боровы классификаций, тяжелые штабы аксиом, гвоздики определений. Все это прежде он месяцами складывал вместе, подгонял, изобретая чудовищный велосипед на гнутых ободьях. Но теперь он кинул все в огонь, вдувал мехами свежий воздух, разжигал, готовя невиданный сплав, дамасскую сталь, секрет которой знали старые мастера. И когда это сплелось в огненный клубок, он выхватил его на наковальню и наотмашь, с хеканьем начал ковать фантастическую вещь, которая удивляла его самого. Смеясь и горланя от восторга, он с каждым ударом убеждался, что удивит ею весь мир.
Кровь била в виски, Фома не успевал откладывать написанные, еще горячие листы, утирал лоб рукой, хватал раскрытым ртом кислород, потусторонним взором окидывал темные стены и снова принимался за работу. Добывая руду из книг, он видел сквозь обложку самого автора и с удивительной легкостью схватывал полет его мысли. Теперь через Незнакомку он видел самую жизнь, ее сложные психологические законы и вкладывал ее в труд. Упругая сила наполняла паруса, волна захлестывала палубу, а ревностная Фомина душа вот-вот должна была достичь берегов неведомого материка, на который еще не ступала нога человека. И первооткрыватель размашистым почерком, глотая буквы, заполнял вахтенный журнал, зная, что победителей не судят. Его гнала вперед отвага и любовь хрупкой Незнакомки с ее исполненными веры глазами…
Водянистый не слышал, как переговариваются библиотекарши, стараясь отгадать, что с ним случилось, потому что не узнавали прежнего Фому. Глаза его горели неземным огнем. И если бы кто-нибудь коснулся его лба — получил бы ожог. Солнце за окном достигло зенита и начало падать. А когда стрелка электрических часов прыгнула к девяти, когда библиотекарши, посоветовавшись, предложили ему бутерброд, Водянистый, что-то вспомнив, разогнулся, деликатно поблагодарил и полетел домой, где в тихой гавани его ждало счастье.
Он хотел вприпрыжку проскочить галерею, но в темноте за сохнущим бельем его уже ждала Роза Семеновна.
— Где мой парик? — Багряная точка папироски нацелилась ему в переносицу. И Водянистый обострившимся взглядом увидел, что вовсе не парик ей нужен, а его темный страх, который она пила с неслыханным наслаждением. Фома оглянулся и поманил ее пальцем. Любопытствующая Роза Семеновна игриво подставила ушко:
— О, тет-а-тет?
И тогда Фома ухватил толстыми пальцами это лохматое ухо и ткнул под ее нос здоровенный красный кулак.