— Эванна, — неуверенно проговорила она, забираясь под теплый тяжелый мех, свисающий с ложа на покрытые причудливыми узорами каменные плиты пола.
— Эванна? Мне нравится твое имя, кто тебе его дал? — герцог осторожно погладил ее по голове. Волосы девушки ему нравились: гладкие и шелковистые, они приятно струились под его длинными пальцами с кроваво-красными ногтями, на ощупь напоминая драгоценный горностаевый мех с парадной мантии Бастиана.
— Моя мать, ваша светлость… Спасибо… — девушка как будто бы слегка расслабилась и перестала дрожать. Она даже осмелилась повернуть голову в его сторону, встретившись своими чуть раскосыми, испуганными зелеными глазами с его властными, темно-багровыми.
— Сколько тебе лет? — спросил герцог, обнимая ее за плечи и осторожно подтягивая к себе. Девушка была мягкая и очень теплая, это ему тоже в них нравилось.
— Семнадцать, милорд, — проговорила она, поеживаясь от его холодного прикосновения. Герцог прижал девушку к себе, уже второй раз за это утро наслаждаясь ни с чем не сравнимым жаром человеческого тела — несмотря на пылавшие во всех четырех углах его покоев огромные камины, он никогда не мог здесь как следует согреться. Сколько герцог себя помнил, холодно ему было всегда. Казалось, этот мир климатом своим совсем не приспособлен для них, Высокородных — поэтому им постоянно приходилось сильно натапливать все помещения и носить тяжелые меховые одежды, в то время как подданные обходились легкими льняными одеяниями. И все равно ему вечно было холодно, за исключением таких вот моментов близости — вот почему герцог требовал к себе девушку каждое утро, а иногда также и по вечерам. Обычно ему хватало одной, но иногда хотелось двух или даже трех, особенно если государственные дела оставляли чуть больше свободного времени, чем обычно.
— Не бойся меня, дитя. — Герцог поцеловал ее за ухом и слегка прикусил мочку крепкими зубами. — Твои родители живы? Кто они? — он начал ласкать ее тело правой рукой, левой по-прежнему поглаживая по волосам. — Живы, ваше высочество. Отец медных дел мастер, а мама… аааааххх… — она вдруг выгнулась дугой и застонала в истоме, когда рука герцога добралась до маленького бутона там, внизу, между стройными крепкими ножками. Он снова прикусил ее за ухо, на этот раз посильнее — так, что выступила кровь, алая, как его родовое знамя. Теплый металлический вкус мгновенно привел герцога в неистовство, он крепко прижал девушку к себе и вошел в нее со всей яростью дикого быка, сметающего на пути любые преграды и не терпящего ни малейшего сопротивления.
Когда все было кончено, герцог нехотя отвалился от девушки, обессиленно растянувшейся с закрытыми глазами поверх медвежьей шкуры — на белой коже темнели оставленные им в порыве страсти длинные царапины, высокая грудь все еще тяжело вздымалась. Кто знает, может быть именно ей повезет дать жизнь будущему герцогу Алого Леса, его наследнику? Следующие пару месяцев эта Эванна — как и другие девушки, с которыми он делил свою постель — будет жить в башне, под тщательным присмотром красноголовых. И если произойдет чудо, и дочь медника понесет от него сына, то и она, и ее семья будут обеспечены до конца своих дней. Сразу же после родов мальчика отдадут советникам, и девушка возвратится в свою деревню, сопровождаемая гвардейцем с мешком драгоценных зеленых камней. А они устроят праздник, который будет продолжаться несколько недель подряд и обязательно превзойдет по великолепию тот, что был устроен его собственным отцом в честь рождения маленького Бастиана. Династия получит наследника, он сможет наконец-то лично отправиться на войну против Зеленого Дракона, уничтожить бестию и распространить свою власть — а почему бы и нет? — и на соседнюю Территорию.
Ну, а если не повезет и эта девушка не забеременеет … что же, ничего не поделаешь. Ее отправят назад, к родителям — без награды, а ему доставят новых. Говорят, что соплеменники потом чураются этих девушек, нередки были случаи, когда их выгоняли из семьи, вынуждая скитаться между городами и селами, нищенствуя или продавая себя… что же, это не его проблемы. Высокородные с трудом понимали нравы своих подданных, да особо и не стремились в них разбираться: этими людьми надо было править, а не заниматься их моральным воспитанием. Девушек было, конечно, немного жалко, особенно эту было бы жалко, но у него не было другого выхода. Кто-то же должен родить ему наследника, чтобы род не угас, и Алых Быков на престоле не сменили Багровые: его младшему брату давно уже (два раза!) повезло с сыновьями, подраставшими сейчас в надежно защищенном Кровавом Копье, родовом замке Алариса. Поэтому Бастиан не мог позволить себе проявлять какие бы то ни было чувства — а, тем более, по отношению к подданным.
— Ты можешь идти, советник проводит тебя в башню. — Он встал, накинул халат и дернул за шнурок звонка, свисавший со стены рядом с ложем: в дверях сразу же появился гвардеец. Эванна, ничего не ответив ему, молча встала — он простил ей эту непозволительную дерзость — подобрала свою одежду и вышла, кое-как прикрывшись плащом. Герцог захотел сказать ей что-то еще, но не нашел слов и лишь проводил девушку взглядом: скорее всего, он больше ее не увидит.
Внезапно ему стало жарко в душно натопленной спальне — совершенно необычное ощущение для того, кто постоянно ощущал холод этого мира; подойдя к высокому окну, Бастиан распахнул его настежь, впустив в комнату свежий ветер, запахи ночных костров и остатки утреннего тумана. Опершись руками о подоконник, он выглянул наружу, скользнул взглядом по мощеному массивными гранитными плитами крепостному двору, оружейным мастерским, конюшням, башне Советников — и наконец устремил свое внимание на грозно вздымавшиеся сразу за крепостной стеной пики Алого Леса: высоченные, почти четырехсотфутовые секвойи, с кроваво-красными стволами и багровым игольчатым одеянием. Величественная чаща покрывала почти все его владения, за исключением приграничных областей и вырубаемых вокруг городов и замков свободных от деревьев участков — чтобы врагу не удалось незаметно подобраться под стены. Деревни подданных были просто разбросаны прямо посреди леса, эти люди промышляли в основном охотой или примитивными ремеслами, некоторым даже удавалось что-то выращивать на диких лесных полянах; впрочем, герцог слабо разбирался в деревенской жизни. Опорой его власти были прежде всего города с их хорошо обученными солдатами, драгоценными рудниками и в первую очередь полями, обеспечивавшими жителей продовольствием и работой.
Герцог внезапно поежился — холодный воздух быстро остудил его кровь, и комната уже не казалась такой душной. Он отошел от окна, закрыл створки, и переоделся в свой обычный наряд: подбитый мехом красный камзол, черные бриджи и высокие сапоги цвета растворенной в воде крови. «Пора бы уже приниматься за дела», — подумал он, устало потянувшись — и в этот самый момент в дверь осторожно постучали. Показавшийся на пороге солдат пропустил в покои низкорослого мужчину в ржаво-коричневом плаще, безволосый череп которого был выкрашен ярко-карминовой краской: советник Лилиан, его правая рука и первое доверенное лицо. Между собой герцог и его вассалы называли Советников «красноголовыми», хотя в лицо их так никто именовать бы не стал. Высокородные в этом мире принадлежали либо к правящей семье, владея могущественными (и менее могущественными) замками и городами по всему Алому Лесу; либо служили своим сюзеренам в качестве гвардейцев, высших офицеров — возглавляя и обучая армии, набираемые из подданных; или же выбирали стезю Советников. Эти последние уединенно жили в своих башнях, занимались странной, непонятной остальным Высокородным магией, и в знак принадлежности к своему ордену постоянно красили голову и лицо в карминово-красный цвет, что придавало им еще больше неестественности в глазах простолюдинов.
— Мой повелитель, — Лилиан подошел к герцогу почти вплотную и слегка (что вполне дозволялось его рангом) поклонился. — У меня для вас сегодня удивительные новости, — он вытащил из кармана распечатанное письмо. — Удивительно хорошие, или удивительно плохие? — поинтересовался Бастиан, слегка улыбнувшись.