Пришлось еще раз сходить к ручью за водой. Могучий недовольно покосился на меня, но промолчал и отвернулся в другую сторону. Вернувшись, я первым делом подбросил в костер веток, вот и сгодились ветки шиповника, а потом добавил красного и соломенного. Не обращая внимания на жарко вспыхнувшее пламя, сосредоточился на растениях. Увидь Мастера, для чего я использую бесценный кинжал, древнее наследие рода, их бы, наверное, хватил удар. Увы, другого лезвия под рукой не нашлось. Впрочем, мой кинжал справлялся играючи, одинаково легко разрезая и жесткие стебли, и тонкие травинки.
Вода в котелке забурлила быстро, не успело пройти и десяти минут, как оттуда пошел пар. Я высыпал в пустую флягу ягоды и часть трав, а потом залил их крутым кипятком и тут же закрыл пробкой. Отложив в сторону — пусть настаивается, взялся за корневища, предназначенные для Огонька. Вид у коня был не лучший. Опухоль, синеющая вокруг раны, спадала слишком медленно, чтобы говорить о выздоровлении, так что лекарство животному не повредит. Поначалу я опасался, что Огонек не захочет пить отвар корней. Но стоило коню учуять запах, как он жадно припал к воде, в которую было подмешено лекарство.
Тем временем, пришло время сушки листьев. Заниматься этим надо было осторожно, внимательно следя за температурой, чтобы они не побурели, приобретая некрасивый грязноватый оттенок. И дело не в красоте, просто от подгоревшего сена не будет никакого толку. Разложив травы тонким слоем, я повесил над ними сплетенные из красного кружева, от которых исходил ощутимый жар. Теперь требовалось внимание, внимание и еще раз внимание. Едва от растений начинал подниматься дымок, как я тут же поднимал кружева. Немного выжидал и возвращал их обратно.
Наконец, устав от постоянного напряжения, я рассеял огненное плетение и оставил траву в покое. Отвар во фляге должен был уже настояться. Бодрящаяся Фиори попыталась самостоятельно поднести кружку сладковатого напитка ко рту и едва не разлила ее, когда дрожащие пальцы внезапно разжались. В последний момент я успел подхватить кружку и, бережно придержав, помог девочке выпить отвар. Потом уложил Фиори обратно, поправил смятые плащи. Тоскливо посмотрев по сторонам, вернулся к сушке трав.
Плохо, когда все зависит только от тебя. Но когда ты не в силах ничего сделать — еще хуже.
Пока я занимался травами, Могучий неподвижно сидел у подножия холма. Лишь трижды он покидал наблюдательный пост. Первые два раза вскоре после этого из–за леса доносилось рычание, которое быстро сменялось болезненным, всхлипывающим скулежом, больше похожим на плач обиженного ребенка. Оба раза Могучий возвращался и как ни в чем не бывало садился на прежнее место, замирая, словно скала. На его шкуре не оставалось ни одного следа схватки, будто ничего не происходило. В третий раз Могучий точно также поднялся и скрылся в лесу. За миг до этого наступила мертвая тишина, даже редкий птичий щебет стих. Только ветер шумел в покачивающихся верхушках деревьев. А потом деревья начали падать. Одно за другим, с оглушительным треском рушились, ломаясь, будто тонкие лучинки. И когда, казалось, что сейчас весь лес будет выкорчеван, раздался неистовый, яростный рев. И все стихло.
Затаив дыхание я смотрел на медленно ковыляющего Могучего. На правом плече зверя виднелась свежая кровоточащая рана. Еще в нескольких местах шерсть слиплась в бурые сосульки. Устало опустившись на землю, Могучий принялся зализывать раны, искоса поглядывая по сторонам. Как бы ни устал он от схватки, ослаблять бдительность зверь не собирался.
Похоже, его слова об опасности имели веские основания. Сомневаюсь, что я с больной Фиори на руках смог бы противостоять той, неведомой силе, с которой бился Могучий. От листьев потянуло дымком, и мне пришлось вернуться к прежнему занятию. Впрочем, сушить оставалось совсем немного. У большей части растений окраска уже потеряла прежнюю яркость и насыщенность зеленого, вплотную приблизившись к изжелта болотному цвету. Залив травы кипятком, я подбросил веток в огонь.
Дремлющая Фиори что–то шептала во сне, судорожно комкая плащ. Дыхание девочки стало ровнее, приступы кашля — реже, но жар и не думал спадать. Такими темпами выздоровление могло затянуться на долгие дни и даже недели. А их у нас не было. Потому что посреди Приграничья нельзя быть уверенным не только в следующем дне, но и часе. Потому что за нами идет охота, и одним отрядом она не ограничивается. Потому что неизвестно, какая будет завтра погода. Если вновь польет дождь, то в промозглой сырости Фиори вновь станет хуже.