— Нет, нет! — закричал я, ударив кулаком по стене. Холодный камень оставался непоколебимым, но это было не важно. Только почувствовав боль в сбитых костяшках, я смог очнуться и прогнать надоедливые осколки памяти. Все это навсегда осталось в прошлом, вместе со многим другим. Лишь теперь я спохватился, что отпустил девчонку. К счастью, она никуда не делась, лишь попятилась назад. В ярости я схватил ее за плечи и прижал к стене.
— Говори, кто ты такая! Отвечай! Для кого ты настолько важна? Что в тебе особенного?
Испуганно замотав головой, она сползла по стене и сжалась в комок. Глядя на нее, я почувствовал себя последней скотиной. Все–таки бедная девчонка не виновата в моих несчатьях и печалях. С этими мыслями я подавил угрызения совести и протянул ей руку. При виде ладони она вздрогнула, а потом, всхлипнув, подняла голову вверх.
— Вставай, — сказал я, как можно спокойнее. — Не бойся, я не обижу тебя. Вставай же!
Услышав недовольные нотки, она поспешно поднялась. Я поправил капюшон на ней и взял за руку. Идти нам оставалось совсем немного, но не мешало бы поторопиться. До тех пор, пока Гончие преспокойно разгуливают по ночному городу, никто не может чувствовать себя в безопасности. Особенно посреди улицы, с девчонкой, которую разыскивают, словно она дитя королевской крови. Если бы я не знал, что у короля есть только сын, то точно бы так решил.
Несколько раз до нас доносились слабые отзвуки зловещего цоканья. Похоже, до людей, управляющих Гончими, дошло, наконец, что след потерян. И теперь они наугад нарезали круги в надежде, что смогут вновь натолкнуться на него. Будь у них обычные псы, можно было бы вернуться назад, и те показали бы, где потеряли след. Но с Гончими все было намного сложнее, мало кто мог понять этих созданий. Между тем времени у поводырей оставалось все меньше и меньше. К восходу солнца даже самая лучшая Гончая не сможет отыскать наши следы, слишком уж быстро исчезают хрупкие цветные отражения.
Нервничая, я незаметно перешел с быстрого шага на бег. У всех до единого домов, мимо которых мы проносились, окна были наглухо закрыты ставнями. Наверняка у обитателей этих кварталов сегодня была бессонная ночь. Но глядя снаружи, можно было подумать, что во всем городе нет ни одной живой души. Наверное, даже больше, чем короля и гильдии, я ненавижу равнодушие, которым обыватели защищаются от непонятного и страшного. Так они поступают всегда, когда что–то меняется, когда происходит нечто необъяснимое. Что может быть проще? Достаточно закрыть ставни и двери покрепче, и все будет в порядке. Словно маленькие дети, прячущиеся под одеялом от кошмарных снов.
Только когда на очередном перекрестке показался внушительного вида трехэтажный дом, на душе у меня стало спокойнее. По вывеске, украшающей его, даже малограмотный человек мог легко догадаться, что здесь расположен трактир. И далеко не простой.
Порой городские стражники в поисках особенно наглого вора или бандита посещают эту часть города. Осторожно, опасливо косясь по сторонам, они не вламываются, а, вежливо постучавшись, входят в этот трактир. Лейтенант делает виноватое лицо, мол, и рады бы вас не беспокоить да Лорды со свету сживут, и вполголоса спрашивает хозяина, не видал ли тот разыскиваемых. Получив непременный отрицательный ответ, он разворачивается, и обливающиеся потом от страха стражники пятятся к выходу. Потому что, как любой местный житель, так и любой блюститель порядка, знают, что здесь обычные законы перестают действовать.
На самом деле, те люди, что сидят в зале на первом этаже, как правило, ничего не нарушают. Они лишь посредники, ищущие заказчиков. Для нас же, тех, кто обеспечивает их работой, сделана неприметная дверь в тупичке. Постучавшись условленным образом, я преспокойно потянул дверь на себя, с трудом удерживаясь, чтобы не оглянуться на спутницу. Укутанная в мой плащ она не должны была вызвать подозрений, но даже, если Хьюго присмотрится к ней, ничего особенного он не увидит. Тонкий, чуть заметный обруч, висящий у нее на шее, вполне сойдет за новомодное украшение. С другой стороны, лучшей приметы не сыскать и, если дела пойдут из рук вон плохо, он сдаст меня, не раздумывая.
Дверь открылась бесшумно, и я вышел на середину погруженной в полумрак комнаты, в дальнем углу которой зашевелилось светлое пятно.
— Ты сегодня поздновато, приятель, — поднялся со своего уютного стула Хьюго.
Он одновременно и смотритель, и сторож, и компаньон хозяина. Но тот не суется в заднюю часть трактира, равно, как и Хьюго в парадную, если ее, конечно, можно так назвать.