После долгих лет неудачных попыток его жена наконец забеременела. В первый, во второй, в третий раз. Однако каждую беременность она теряла ребенка. Она перенесла два мертворождения подряд. Третий ребенок умер спустя несколько часов после родов. Наступили времена отчаяния и горя, оба супруга были разбиты. Однако страх, который долгое время тлел под пеплом, вспыхнул с новой силой в виде робкой надежды, так как Луиза забеременела в четвертый раз и вот-вот должна была родить. Все шло хорошо, и Луиза жила в предвкушении долгожданного материнства, но никто еще не мог сказать точно, была ли у четвертого ребенка наследственная болезнь, которая унесла жизни трех предыдущих детей: болезнь короткой жизни.
В четвертый раз все просто обязано было пройти хорошо. Это был последний шанс Жюля и Луизы иметь собственного ребенка. Четыре беременности отняли у хрупкого тела Луизы много сил. Врачи ясно дали понять: пятую она не переживет.
Но как следовать совету врачей, когда от наличия ребенка зависит собственная жизнь? А жизнь Луизы от него зависела. Она объясняла это мужу сотни раз. Тогда Жюль понял: женщина, которая хочет ребенка, должна его получить.
И вот глубокой черной ночью Луиза родила: крошечную, хрупкую, мертвенно-бледную девочку. Девочка не кричала, а лишь, как пташка, хватала ртом воздух. Врач взволнованно унес ее. Медсестры дали Луизе снотворное, чтобы она могла отдохнуть от родов. Жюль же все понял.
Образ темноты ночи слился для него с жутким образом задыхающегося ребенка в одно кошмарное воспоминание, наполнившее его страхом и ужасом.
Вернувшись домой, он не сомкнул глаз всю оставшуюся ночь, ворочался из стороны в сторону, пока его не посетила мысль, унесшая этот страх.
Он встал, оделся и пошел в родильный дом. На свежем воздухе он снова начал обдумывать события прошлой ночи и варианты решения, пришедшие ему в голову утром. Теперь положение не казалось ему таким безвыходным, словно тьма чудом рассеялась.
Была зима. Над деревьями низко висел туман. На ветвях блестел иней. Сверкающие кристаллы покрывали листья магонии, желтые цветки которой сияли, как зимнее солнце. Лишь кое-где в холодном утреннем воздухе витали голоса.
Пепельный свет просачивался сквозь окна по обеим сторонам коридора, который от входа вел к звездообразному холлу, откуда во все стороны открывались двери палат.
Гул разговоров врачей, медсестер и посетителей заглушался в необъятной ширине коридора. В воздухе пахло дезинфекцией и чистящими средствами с ароматом цитрусовых. Пахло чистотой.
Решение солгать, пришедшее Жюлю в голову тем утром, основывалось на глубоком желании Луизы, на мечте всей ее жизни. Несмотря на то, что сначала Жюль изо всех сил пытался противостоять этому решению, в конечном счете он безрассудно его принял. Настолько соблазнительной казалась ему жизнь, которая могла бы у них быть.
Лучше не задумываться о реальности составленного в голове ужасного плана. Лучше не терять времени. Скоро проснутся роженицы, и им на кормление понесут новорожденных.
Жюль осторожно открыл дверь в зал, где в кроватках спали или лепетали себе под нос младенцы. Казалось, их милые личики излучали свет. Эта яркость терзала Жюля. На секунду он зажмурился и попытался стереть картину, которая перед ним предстала, но ему это не удалось. Свет все равно проникал в глаза сквозь тонкую кожу век. Сделав глубокий вдох, он открыл глаза и подошел к кроватке, в которой спала его дочь. Рядом стояла Шарлотта. На одной руке она качала малыша, а другой нежно поглаживала дочку Жюля указательным пальцем по щеке.
Он взглянул на девочку. Болезненное личико и маленький ротик, беспрестанно хватающий воздух, вызывали у него не любовь и сострадание, а какую-то неприязнь, которую он никак не мог распознать. То, что Жюль чувствовал к этому маленькому созданию, было совсем не тем, чего он ожидал. В этом чувстве не было ничего прекрасного. Напротив: жуткие воспоминания о смерти предыдущего ребенка, которому было всего несколько часов от роду. О крошечном белом гробике. Об одинокой боли, которую он не мог разделить с Луизой, потому что должен был быть сильным ради нее. О его уязвимости и страхе потерять еще одного ребенка.
Как усердно он ни искал, ему не удавалось найти в своем сердце ни малейшего признака нежных отцовских чувств к маленькой девочке в кроватке. Ни малейшего желания ее защитить. Одно только стремление выбраться из своего положения.