Она потрогала живот, удрученная тем, что придется раскрыть свою тайну, и весьма скоро. Женщина может скрывать беременность лишь до тех пор, пока она не перестает быть заметной.
Как она могла быть такой опрометчивой, такой глупой?!
Свадьба Эмили состоится через пару часов, и Мэри должна была вернуться домой, чтобы помочь ей одеться, но проявлять наигранную радость было невозможно. Несколько раз она пыталась отговорить сестру от этого союза, но так и не смогла ее переубедить. Эмили чувствовала себя обязанной выйти замуж за Реджиналда.
Каждый раз, когда Мэри поднимала эту тему, сестра вела себя как одержимая. Как и Мэри, она чувствовала, что им не следовало покидать Хейлшем, не стоило отрываться от своих корней. Они родились в этой деревушке, и им суждено остаться здесь.
Но как Эмили могла выйти замуж за Реджиналда? Она понимала, что это был за человек? Неужели она не чувствовала его злобу и враждебность? Мэри пыталась объяснить свое отношение к нему, но все было напрасно. На горе ли, на радость – скорее всего на горе! – Реджиналд станет мужем Эмили.
Она медлила, вспоминая о прошлом, думая о будущем, и решила, что должна сообщить сестре и Реджиналду, что ждет ребенка. Их нужно уведомить до церемонии. Реджиналд так гордился своим новым положением в сельском обществе. Узнав о скандальном происшествии с Мэри, он, возможно, выгонит ее из дома, но она больше не могла избегать сурового приговора.
Мэри направилась к дому, чувствуя себя преступницей, приговоренной к гильотине. Она должна наконец признаться, открыться. Не было причины откладывать объяснение, и, хотя эта новость омрачит торжество, она должна решиться.
Желая затянуть прогулку или вообще никогда не завершить ее она шла очень медленно. Если она будет страстно, истово молиться, сможет она испариться, исчезнуть? Мэри приблизилась к забору и готова была пролезть в щель, когда услышала звук колес, катящихся по сельской дороге. Она прислушалась, понимая, что это не телега с соседней фермы. Экипаж казался очень легким, двигался слишком быстро, и две лошади цокали копытам и очень ритмично – словом, все указывало на то, что это была дорогая и хорошо подобранная пара. Все свидетельствовало, что проезжал кто-то новый, кто-то не из их округи, и она остановилась. Мэри было любопытно, кто мог ехать по их дороге в шикарном экипаже.
К своему удивлению, она услышала, как кучер поехал медленнее, затем остановился рядом с ней. Сидящий в экипаже пассажир выглянул из окна, и она определила, что это был мужчина, так как почувствовала, что от его одежды пахнет табаком. Мэри ожидала, что проезжающий заговорит, но он, как ни странно, хранил молчание, хотя и смотрел на нее так пристально, что она почувствовала его взгляд, словно он трогал ее.
– Привет, Мэри, – наконец сказал он.
Услышав его богатый баритон, Мэри была так потрясена, что должна была ухватиться за столб забора, чтобы не упасть на траву. Собрав все силы, она присела в реверансе.
– Мистер Фарроу.
Она не собиралась больше ничего говорить, боясь, что любимое имя Алекс слетит с ее губ. Сердце бешено билось у нее в груди, в уме вертелись вопросы: почему он приехал? чего он хочет? что принесет его появление?
Мэри слышала, как кучер спустился с козел, потом раздался скрип кожи, пока, вероятно, он помогал Алексу спуститься на землю. Слуга помогал ему, словно Алекс был инвалидом, и Мэри нахмурилась. Он был болен? Ранен?
Он приблизился, и ее окутали знакомое тепло и запах.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она, и это был единственный значимый вопрос.
– Я должен был увидеть тебя.
– Ну вот и увидел.
Мэри отвернулась, отчаянно желая поскорее отдалиться от бывшего любовника, спрятаться, чтобы он не увидел ее слез. В последнее время она стала слезливой и дьявольски сентиментальной. Неожиданно в ней закипели тоска и сожаление, которые, как надеялась, она похоронила во время их бегства из Лондона в Хейлшем. Но, очевидно, недели размышлений не добавили ей мудрости.
Как ни абсурдно, молодая женщина была глубоко взволнована тем, что он разыскал ее, и она едва могла удержаться от того, чтобы не броситься ему в объятия.
Какой она была идиоткой! Неужели их отношения ничему не научили ее?
Алекс проявил себя обманщиком, грубияном, которому нельзя доверять, и Мэри сжала пальцами складки платья, чтобы не коснуться своего бывшего возлюбленного.
– Мэри, – позвал он.
«Только не останавливайся! Не оглядывайся!» – твердила она, но ноги не повиновались.
– Что? – Мэри повернулась к нему лицом.
Алекс направился к ней, и она определила, что он прихрамывал. Но Мэри взяла себя в руки, отказываясь размышлять о том, что с ним случилось, или расспрашивать его. Она не собирается тревожиться о нем! Ни за что на свете!
Алекс вновь взглянул на нее, но он был так взволнован, что не мог начать разговор, а она не собиралась помочь ему. Он принес ей столько горя, что у нее не осталось сочувствия и она не могла проявить простую вежливость.
Он начал ласкать ее щеку, поразив ее этим жестом. Рука Алекса дрожала, словно от слабости, и она отшатнулась.
– Извини, – попросил он. – Ты можешь простить меня?
– Ты… ты извиняешься? – Это было последнее, чего Мэри могла ожидать.
– Я так отвратительно относился к тебе.
– Это да. Ты вел себя по-свински.
Мэри не хотела его раскаяния, не могла выносить его извинений. Если он испытывал угрызения совести, как она могла продолжать сердиться?
– Ты всегда была добра ко мне, – сказал он, – мирилась со всеми моими недостатками, а я использовал тебя. Я использовал свое преимущество перед тобой.
– Да, это так.
– Мне бы хотелось вернуться во времени назад и все изменить. Меня следовало бы высечь за то, как я обращался с тобой.
Мэри была смущена и не представляла, что ответить. Много раз она позволяла себе фантазировать, какой будет их встреча, но ни в одном из сценариев, которые она сочиняла, – большинство из них кончались фиаско! – он не был таким сокрушающимся и кающимся.
Алекс молил о прощении? Отлично, он получит его.
– Я прощаю тебя, – резко ответила она. – Теперь уходи и оставь меня в покое.
Алекс покачнулся, словно лишился сил и мог вот-вот упасть, и, не думая, она бросилась вперед и обняла его, приняв его вес на свои хрупкие плечи. Ей пришло в голову, что они снова вернулись к прежним отношениям. Она олицетворяла силу и стабильность, и во время их короткой связи он опирался на ее постоянство.
– В чем дело? – воскликнула молодая женщина. – С тобой все в порядке?
– Можно я сяду? – спросил он. – Путешествие было довольно утомительным, и я не очень хорошо себя чувствую.
– Конечно, конечно, – успокоила она своего возлюбленного, озадаченная больше, чем когда-либо, тем, чего она хочет. Когда она повела его к дому и в прихожую, усадила на кушетку и подставила под ноги табуретку, казалось естественным, что она ухаживала за ним, снова ухаживала.
Она села рядом, и он пробормотал:
– Я не мог прийти за тобой… Я очень хотел, но…
Он говорил об их безумном плане побега в Шотландию, а она не могла обсуждать его. Ей было слишком стыдно.
– Давай не будем больше говорить об этом.
– Я должен все объяснить, – настаивал он. – Когда я не приехал за тобой, что ты должна была подумать? Мне безумно хотелось узнать.
Она не собиралась лгать или облегчить ему признание.
– Я думала, что заблуждалась, что мужчина, подобный тебе, никогда не женится на такой женщине, как я. Я была дурой, подумав, что все может быть по-другому.
– Мужчина, подобный мне… – пробормотал он и усмехнулся. – Словно я какой-то высокомерный и надменный аристократишка! Ты понимаешь, что я действительно за человек, Мэри?
– Да.
– Нет, ты не имеешь ни, малейшего представления. Именно поэтому я и дорожил твоим обществом. Ты видела во мне кого-то, кто не существовал в действительности. – Алекс вздохнул. – Я – пьяница, Мэри. Отвратительный, жалкий пьяница. Я пошел на войну и получил отвратительный шрам на лице, тогда как многие мои коллеги погибли или потеряли руки и ноги, и с тех пор я проявлял малодушие, не в состоянии приспособиться к окружавшему меня миру.