Еще одно глупое и напрасное предположение… Никакой реакции с его стороны. Он наградил ее взглядом, ясно говорящим:
«Да будь ты хоть единственной женщиной на земле, я все равно бы…» И это было еще слишком мягкое толкование.
Тогда, кипя от возмущения и больше не скрываясь, Гас сбросила с себя плащ и затем снова надела его, продев руки в рукава. Ей было все равно, сколько ее голого тела он увидит.
Она свободно завязала пояс плаща и гордо откинулась на спинку сиденья. Косточка лифчика опять впилась ей в грудь, но Гас предпочла не обращать на нее внимания. Определенно мистер.
«Тихий, но смертельно опасный» реагировал только на угрозу своей жизни. Она могла снять с себя последние остатки одежды и в таком виде прямо перед ним красить ногти на ногах, и он даже бровью не повел бы.
Что-то подсказывало ей: следует быть благодарной этому человеку за его равнодушие.
Тем не менее Гас почему-то не испытывала этого возвышенного чувства.
– Похитили? Как, – нашу Гас? – изумилась Лили Феверстоун и в страхе прикрыла рот ладонью. Другой рукой она придерживала полы своего белого атласного кимоно.
Похитили ее сводную сестру? Неужели? Не успев остановить себя, она захохотала несвойственным ей нервным смехом.
– Вы шутите, Френсис, – обратилась она к экономке, все еще охваченная неверием. Она была бы меньше поражена, если бы выиграла миллион в тотализатор.. – Кто в здравом уме способен похитить Гас? Дайте день или два, пусть преступник придет в себя, и тогда он сам предложит нам выкуп, только бы мы забрали ее обратно.
– Не сомневайтесь, ее в самом деле похитили, – отрезала Френсис Брайтли, недовольная тем, что ее новость была встречена столь легкомысленно.
Экономка Феверстоунов была строгой и даже угрюмой не, молодой женщиной, которая в это яркое утро казалась особенно неуместной среди мягкой белизны просторной спальни Лили.
Солнце вливалось в комнату через растворенные двери террасы, освещая ореховое бюро, письменный стол и полки с безделушками и небольшими серебряными горшочками с анютиными глазками. Эти голубые и фиолетовые цветы были страстью Лили.
– Это произошло около часа назад, – рассказывала Френсис. – Я вышла на заднюю террасу и нашла там у бассейна одного из наших идиотов охранников. Говорит, что в него якобы выстрелили каким-то дротиком со снотворным, он потерял сознание, а какой-то человек в маске захватил Гас прямо на краю бассейна.
– Лейк знает об этом?
Лили взглянула на каминные часы. Они показывали двенадцать тридцать, а ее брат-близнец всегда по вторникам завтракал в клубе.
– Мистер Феверстоун уже на пути домой. Думаю, он вряд ли обрадуется, когда узнает о похищении. – Похоже было, что Френсис с наслаждением излагала плохие новости. – Охранник вызвал полицию, я не успела его остановить. Полицейские уже прибыли и хотят с вами поговорить.
– Полицейские? – переспросила Лили, став серьезной.
Теперь она определенно знала, что брат будет недоволен.
Немногочисленная охрана особняка имела строгие указания не вмешивать полицию без предварительного одобрения Лейка. Для такой предосторожности существовало много причин, включая утечку информации, до которой была очень жадна пресса, живущая чужими несчастьями и особенно несчастьями известных семейств, таких как Феверстоуны.
– Удивительно, что вы ничего не слышали, – продолжала Френсис, изучая наряд Лили. – Не похоже, чтобы вы куда-нибудь выходили.
Накануне Лили приняла сильное снотворное и действительно ничего не слышала, пока не проснулась от бешеного стука в дверь. Она быстро накинула кимоно, пригладила волосы и сделала вид, что просматривает вчерашнюю почту. Кому какое дело, если иногда она прибегает к лекарствам, чтобы успокоить нервы. Никто не мог бы назвать это привычкой, и она не желала, чтобы Френсис знала об этом и суетилась вокруг нее, как встревоженная наседка.
– Может быть, отложить разговор с полицией до возвращения Лейка? – Лили неохотно просила Френсис об одолжении, зная, что Френсис сначала возгордится, а затем, как обычно, примется утверждать свои моральные принципы. – Вы ведь могли бы придумать для меня какую-нибудь отговорку.
– Лгать полиции? – ужаснулась экономка, решительно засунув руки в карманы своего бежевого шерстяного жакета, и озабоченно нахмурилась, наслаждаясь минутным превосходством. – Пожалуй, я могла бы сказать им, что вы больны.
– Ну пожалуйста, Френсис, – подхватила Лили.
Теперь она была по-настоящему обеспокоена, так что у нее даже заболела голова. И не из-за того, что ее заботила судьба Гас, она не взяла бы обратно ни единого своего слова о ней. К тому же Лили не была уверена, что это не один из обычных фокусов Гас. Даже папа римский с его терпением не выдержал бы и четверти часа в обществе Августы Феверстоун и наверняка бы объявил ее ненормальной, которая нуждается в смирительной рубашке. Гас сама способна позаботиться о себе, а сейчас Лили больше всего беспокоила экономка.
Френсис имела репутацию отличной экономки, но также и особы с дурным характером. Крупная суровая женщина с редкими седеющими волосами, которые она ежедневно мыла туалетным мылом и заплетала в тощую косу, железной рукой управляла хозяйством, редко снисходя до улыбки. Лили подозревала, что малосимпатичная женщина лишь потому столько лет проработала в их доме, что ни у кого не хватало духу ее уволить.
Даже теперь выражение лица Френсис было столь осуждающим, что Лили с трудом удержалась, чтобы не принести ей извинения. За редкими исключениями Френсис критиковала все и всех на свете, и особенно бесцельное хождение в халате до самого полудня. Лили сдержала улыбку, представив себе, что бы случилось с экономкой, узнай она настоящую правду о Лили Феверстоун, известной благотворительнице, члене Филармонического общества и других почетных организаций. Френсис бы хватил удар, узнай она подлинную Лили.
– Благодарю вас, Френсис, – вслух сказала она, довольная своим самообладанием – Было бы очень хорошо, если бы вы сказали визитерам, желающим со мной поговорить, что я заболела. Объясните им, что я не могу их сразу принять, и сообщите мне, как только появится Лейк.
Движимая все тем же маниакальным трудолюбием, Френсис подошла к комоду и открыла ящик, в который она накануне сложила белье Лили, выстиранное собственными руками. Она перебрала кипу благоухающих лавандой белых шелковых трусиков и комбинаций и, удостоверившись, что все в идеальном порядке, сказала:
– Вы не забыли, что я просила вас дать мне отпуск в ноябре? Оплаченный, на две недели…
Странно, что Френсис клеймит ложь, но не гнушается шантажом, подумала Лили.
– Хорошо, Френсис, – уже сухо сказала Лили. – Не беспокойтесь, я сама приберу в комоде. Так вы сделаете, как я вас просила? Пожалуйста. А потом займитесь обедом. Приготовьте что-нибудь легкое.
– Вы сказали, обед? – переспросила Френсис. – И на сколько персон? Дом кишит полицейскими. К тому же кому захочется есть после всех этих событий?
– Тогда не надо… Наверное, вы правы, Френсис.
– Мы с сестрой хотим отправиться в круиз, – объявила Френсис, по-прежнему роясь в комоде. – Первый раз в жизни.
– Ну хорошо, отправляйтесь в круиз! – Лили была готова на все, только бы выпроводить экономку из комнаты. – Мы с Лейком хотели бы успеть к ноябрю в Лондон, к открытию осеннего художественного сезона, но что поделаешь, придется остаться.
Френсис закрыла за собой дверь, и Лили с облегчением вздохнула и отпустила наконец ворот халата, который она крепко сжимала рукой. На груди был след, чуть заметный, но подозрительный, если к нему присмотреться. Ястребиный взор Френсис наверняка бы распознал фиолетовую метку укуса.
Лили слегка погладила синяк и ощутила, как у нее задрожали пальцы. Ее тело пробудилось и вспыхнуло огнем, словно в него ударила молния. Боже мой, неужели это происходит с ней?
Как могла она так низко пасть, что способна думать только об объятиях? Она не смела взглянуть на себя в зеркало Стыдно было увидеть в нем неузнаваемые серо-зеленые глаза, полные откровенного желания.