– Не знаю, что Бриджит имела в виду, запирая нас в конюшне, – сказала она, – но, боюсь, маленького лебедя ждет разочарование.
– Я могу посидеть с тобой, если от этого тебе станет теплее, – предложил он.
Джек говорил нарочито грубовато, что делало особенно неотразимой скрытую в его голосе нежность. «Да, это бы мне очень помогло, – чуть не вырвалось у нее. – Куда больше, чем ты думаешь».
– Нет, не надо. – Она опять уткнулась подбородком в колени. – Спасибо… за то, что накрыл меня.
Когда Гас проснулась спустя некоторое время, слабый свет все так же горел под потолком, но на этот раз Джек сидел у стены, обхватив себя мускулистыми руками, чтобы хоть как-то согреться Секунду она смотрела на него, на его склоненную к плечу голову, закрытые глаза с темными, чуть подрагивающими ресницами. Она вспомнила сцену в душе, гнев на его лице и обиду в глазах. И окутывающий его покров тайны, присутствие которой она ощутила с их первой встречи Теперь она вновь наблюдала ту же слабость и почти беззащитность в его спящей фигуре.
Она хотела бы согреть его, но не сомневалась, каков будет результат. Если он проснется и посмотрит на нее теми же полными мольбы глазами, она уже не сможет ни в чем ему отказать.
Стон вырвался из ее груди, и Гас чуть не заплакала от чувства бессилия и подавленного желания. Холод пробирал ее до костей, и она еще плотнее завернулась в одеяло. Никогда прежде она не ощущала так сильно своего несовершенства и своей неспособности защитить себя. И почему ее неотвратимо влекло к человеку с загадочной и трагичной судьбой? Она видела его страдания, как он ни старался их скрыть, и именно они находили отклик в ее душе. И все же она почти не сомневалась, что погибнет, если не освободится от него.
Роберт был прав. Она определенно сошла с ума, связавшись с таким типом, как Кэлгейн. Он дважды похищал ее, причем оба раза угрожая оружием. Теперь он шантажировал ее и, несомненно, проник в их семью, руководствуясь какими-то зловещими низкими целями. Джек угрожал всему, что было ей дорого…
Один беглый взгляд в его сторону подтвердил, что он проснулся и наблюдает за ней, и она задержала дыхание, ожидая того, что неотвратимо последует за этим.
– Нет, – пробормотала она, когда его взгляд остановился на ее губах.
– Как ты себя чувствуешь, Гас?
– Пожалуйста, оставь при себе свою заботу, – попросила она, не глядя на него. – Мне она не нужна.
– Ладно. – Он задумался. – Тогда скажи мне, я действительно замерзаю или это плод моего воображения?
Проклятый умник, чертов насмешник… Слезы невольно навернулись ей на глаза. Она не успела вытереть их, как он уже был рядом и озабоченно всматривался в ее лицо, держа наготове руки, чтобы ее обнять.
– Я пошутил, Гас, прости меня. Скажи мне, что с тобой.
– Ничего.
– Что ты со мной делаешь. Гас? Скажи мне, что случилось?
– Ничего я с тобой не делаю. – Она попыталась оттолкнуть его. – Это ты со мной что-то делаешь.
– Что я с тобой делаю?
– Я не знаю что. Не знаю… – Она беспомощно вздохнула. – Не трогай меня, хорошо? Если ты ко мне прикоснешься, я…
– Что тогда? – Он начал улыбаться. – Снова попытаешься меня убить? Попробуешь на этот раз что-нибудь попроще, чем подвал со змеями или дикие лошади?
– Может, попробовать электрический ток? – предложила она. – Или лучше удар молотком по темени? – Как он не мог понять, что убить его совсем просто, куда хуже будет, если он прикоснется к ней. – Если прикоснешься, мне тебя захочется, – завершила она чуть слышным голосом.
Секунду или две он обдумывал ее слова.
– Постой, видно, я чего-то не понимаю, – наконец нарушил он молчание. – Значит, стоит мне к тебе притронуться, как ты меня захочешь?
– К сожалению, да…
– Давай для порядка уточним, что ты имеешь в виду.
Секс?
Гас кивнула, сопровождая кивок тяжелым и безнадежным вздохом, после чего снова уткнулась подбородком в колени. Ее судьба теперь была в его руках, и кем бы он ни оказался – убийцей, похитителем или шантажистом, – для нее он был тонкой, отзывчивой натурой и жертвой несправедливой судьбы.
Гас вспомнила дуб и вырезанное на нем сердце, а внутри сердца ее имя. Вот тогда-то все и произошло. Именно тогда она перестала ему сопротивляться.
В последовавшем молчании Гас особенно остро ощутила реальность окружавшего ее мира: жесткие половицы, на которых она сидела, свежий ветерок, гулявший за ее спиной, и даже резковатый запах, исходивший от грубой шерстяной попоны, в которую она закуталась. Земля и природа посылали ей свои сигналы. Запах лошадиного навоза проникал в шорную из соседнего стойла вместе с фырканьем и всхрапыванием лошадей и звуками их беспокойного движения. Странно, что всякий раз, когда речь заходила о любовных отношениях между ними, это происходило в необычных условиях. Конюшня была несколько ближе к цивилизации, чем враждебная пустыня, но тем не менее оба эти места были связаны с природой и неизменным постоянством ее циклов.
– Так, значит, ты не хочешь? – спросила она, смущенно сжавшись, и посмотрела ему в лицо. – Ты не хочешь меня приласкать?
Джек смотрел на нее, и каждый мускул его лица был напряжен. Он не ответил ей сразу, но его руки мысленно уже путешествовали по ее телу, а то, что этого не происходило в действительности, не имело значения.
Гас закрыла глаза, прислушиваясь к своему дыханию, похожему на шум большой морской раковины.
– Нет, хочу, – наконец ответил он. – И я это сделаю.
Гас больше не владела собой, она потянулась на звук его голоса, резкая отрывистость которого влекла ее больше, чем самая глубокая нежность. Она потянулась к нему каждой клеточкой своего тела, каждым его тайным уголком. Она не могла ждать. Она жалела о том, что на ней одежда, будь она обнаженной, он бы скорее перешел к самым смелым ласкам.
Его губы прикоснулись к ее губам, и волна чувств обрушилась на нее. Горести и печали жизни, радости и восторги, пронзительный крик человеческого страдания и шок от физического контакта после стольких лет одиночества…
Гас задрожала и тут же пожелала большего. Большего, чем поцелуй… И не потому, что ей не нравились его губы, они ей очень правились, и она была готова целоваться с ним до бесконечности. Но ей хотелось большего… Все ее тело кричало об этом, оно было как сухая земля, жаждущая благодатного дождя.
Его дрожащая рука сжала ее плечо, и Гас вспомнила боль в его глазах, такую глубокую и откровенную, что она невольно находила отклик в ее душе. Джек поднял ее, так что ее ноги не касались земли, а она жестом, полным безумного желания, провела пальцами по его лицу, царапая его ногтями.
– Не дразни меня, Гас, – попросил он. – Не то сделаю тебе больно, а я не хотел бы этого.
Попона упала с ее плеч на пол, и с ней вместе отлетели все сомнения Гас насчет фиктивности их брака. Она не представляла себе, какие юридические последствия повлекут за собой занятия с ним любовью и как это отразится на ее дальнейшей жизни.
Ей было все равно. Важнее всего то, что он не хотел причинять ей боль, а она пошла бы на все для человека, похитившего ее и силой ворвавшегося в ее жизнь. Если потребуется, она была готова вынести даже боль…
Гас хотела потрогать напрягшиеся жилы на его шее и желваки на щеках, но вместо этого спросила:
– Тебе больно?
И тут же ощутила всю ненужность своего вопроса.
– Все в тебе причиняет мне страдание, – ответил он. – Мне даже больно смотреть на тебя.
Гас позабыла о холоде и сквозняке, ей стало жарко при мысли о том, что последует дальше.
Он поставил ее на пол у самой стены, и тонкий шелк ее колготок разорвался, зацепившись за неровности досок, но Гас ничего не замечала. Вновь она поразилась тому, как он умел подчинять ее себе. Это вызывало страх. Никогда еще она не встречала человека, который бы так сильно ее желал. Множество мужчин на ее пути восхищались ею и ухаживали за ней, но не так, как он. Она была ему нужна, как никому другому. Даже в детстве близкие люди отказывали ей в любви, на которую она имела право, и старались избавиться от ненужного ребенка.