– Я и люблю ее так, как если бы она была моей дочерью.
– Тогда тебе следует приглядеться к тому, как ты ее воспитываешь.
– Мне не в чем себя винить, просто я стараюсь быть ей хорошей опекуншей и делаю это как умею. Мне хотелось бы проводить с ней больше времени, но, с другой стороны, у нее есть Френсис. Думаю, теперь, когда я начну издавать журнал, все изменится.
– Я говорю не о том, сколько времени ты с ней проводишь, а о том, как ты ее воспитываешь…
– Если ты хочешь сделать мне выговор, – резко оборвала его Гас, – то, пожалуйста, избавь меня от этого.
Джек смотрел на нее изучающим взглядом.
– Бриджит точно такая, как ты. Гас. Она очаровательная девчушка, но уже успела много возомнить о себе. Она не задает вопросов и не ждет ответов, она допрашивает тебя. Она устраивает сцены, если ей в чем-то отказывают.
– Она такая же, как и все остальные дети.
Гас почувствовала укол тревоги. Неужели он прав? Неужели Бриджит ей подражает, а она подает ей плохой пример? Гас всегда хотела для Бриджит только одного: чтобы та была счастлива и здорова. Она только хотела научить девочку избегать страданий, выпавших на долю самой Гас, а это значило, что ребенку следовало закалять свой характер. Она не хотела, чтобы из девочки выросла заносчивая, самолюбивая кукла, в своих мечтах она видела Бриджит храброй и твердой.
Гас посмотрела в глаза Джека и увидела в них жалость.
Жалость, это ненавистное ей чувство, хуже которого не было ничего на свете. Вмиг куда-то исчезла тревога, а ее место заняло чувство возмущения.
– Что же ты нашел во мне плохого,? – атаковала она Джека. – Разве я беспомощная неудачница? Наоборот, у меня все получается!
Гас повернулась, чтобы уйти, но он поймал ее за руку и остановил. – Согласен, у тебя действительно все получается!
– Тогда почему ей нельзя быть такой, как я?
Свирепо глядя на него. Гас требовала ответа: почему она недостойна воспитывать ребенка и почему он вообще считает ее недостойной личностью? Она знала, что не является образцом совершенства и что у нее множество изъянов, но кто дал ему право быть судьей?
– Да потому, что ты бездушная, заносчивая сучка.
– Как ты смеешь, подонок…
Она хотела дать ему пощечину, но не могла. Он крепко схватил ее за руки и не выпускал. И как он только догадался!
– Уймись, Гас, и считай это комплиментом. Это ведь твой имидж, ты трудишься над ним день и ночь, и тебе это здорово удается. Но неужели ты хочешь сделать Бриджит своим подобием? Ты хочешь, чтобы она стала такой же бездушной и жестокой, как ты? Подумай хорошенько, этого ли ты хочешь?
Он назвал ее бездушной, подонок! Отвратительный, низкий, подлый тип. Одной хорошей пощечины будет достаточно, чтобы показать ему, какая она жестокая! Она была готова избить его до полусмерти, если бы только ей удалось высвободиться. Ужасная жгучая боль зародилась в груди Гас и поднималась все выше, готовая задушить ее.
Ее глаза наполнились слезами, и она опустила голову. Только не это! Стыдно плакать, когда ты уже давно не ребенок. И как можно плакать, когда ты в такой ярости? Лучше уж умереть, чем позволить ему увидеть ее страдания. Как могло случиться, что всего несколькими словами он довел ее до такого состояния? Ее и раньше называли бездушной, и не только бездушной, но еще и похуже.
– Почему ты так со мной, п-поступаешь? – спросила Гас охрипшим голосом. – Ты сказал, что тебе нужна информация.
Ты обещал отпустить меня, если я отвечу на твои вопросы.
– Я этого никогда не говорил.
– Тогда что тебе нужно? – Она спохватилась, что следовало избегать именно этого вопроса, но было уже поздно. – Хорошо, давай обо всем забудем…
– Гас, послушай, – сказал он, смягчившись.
– Я уже сказала: давай обо всем забудем!
– Но мне действительно кое-что нужно!
– Мне наплевать на то, что тебе нужно?
Он отпустил ее, оставив на ее руках два розовых следа браслета. Гас засунула руки в карманы джинсов и отступила назад, не глядя на него. Ей стало плохо от смеси запахов лошадиного пота и цветущей жимолости.
– Я хочу вернуться домой, – сказала она.
– Хорошо… Но только дай мне еще минутку. Я хочу вырезать на дубе наши инициалы.
– Наши что?
Гас не удержалась и посмотрела на него. Ей надо было увидеть выражение его лица. Что за ерунду он несет? В его блестевших глазах она прочла непонятную одержимость и, не умея ее разгадать, предположила самое плохое. Он над ней смеется, и она ненавидит его за это. Он обращается с ней как с глупой школьницей, но почему это должно ее трогать? С красными от слез глазами и носом она, должно быть, представляет собой жалкое зрелище.
– Наши инициалы, а еще лучше имена, – повторил Джек, вытаскивая из кармана складной нож. – Твое, мое и наши сердца. И еще надпись: «Джек любит Гас». Ты не против?
Гас онемела. Не веря своим глазам, она наблюдала, как он открыл нож и принялся за работу. Его быстрые умелые движения напомнили ей о замке, который он вырезал в пустыне, и о том, что тут он почти профессионал Вырезать их инициалы на коре дерева было для него сущим пустяком.
Но для чего?
«Не спрашивай, – остановила она себя. – Садись на свою лошадь и отправляйся домой. Он издевается над тобой, а ты терпишь! Он мог бы вырезать инициалы прямо на твоем сердце…» Гас вспомнила, что до сих пор никто не вырезал ее инициалов на дереве, и если уж так случилось, то к этому следует отнестись серьезно. Ведь не ради пустой забавы он украшал дерево эмблемой любви.
Минуты бежали, Гас уговаривала себя уехать, но не двигалась с места. Она словно приросла к земле, слушая громкое биение своего сердца.
– Зачем ты это делаешь? – спросила она. – Ты меня не любишь, ты назвал меня сучкой.
Джек продолжал работать, не обращая на нее внимания.
Сначала он как бы набросал их имена вчерне, а потом углубил и разукрасил каждую букву.
– Может быть, мне нравятся вздорные женщины, – наконец пояснил он.
– Не выдумывай, ты меня терпеть не можешь. Вспомни, как ты обращался со мной в пустыне. Ты даже не позволил себе кончить, когда мы занимались любовью.
Он только что принялся за букву «л», но остановился и посмотрел на Гас. Она поняла, что застала его врасплох и что он не поверил своим ушам. Журчание воды между камнями подчеркивало наступившее молчание.
– Так вот что ты подумала. Гас, – сказал он почти ласково и, воткнув нож в ствол дуба, повернулся к ней. – Что я не разрешил себе кончить? Это ты подумала?
Его голос был полон сожаления, и он покачал головой. Их разделяло всего несколько шагов, и Гас молила, чтобы он не притронулся к ней, а если притронется, то чтобы у нее хватило сил остановить его. Правда, она знала, что даже и не попытается сопротивляться, она была недостаточно сильной для этого или, может быть, просто не хотела его останавливать. Как бы там ни было, но когда Джек протянул руку и догладил ее по щеке, ее руки, словно плети, беспомощно повисли вдоль тела.
Чувствуя его близость, Гас уткнулась взглядом в землю, и его пальцы погрузились в спутанные пряди ее волос, выбившиеся из пучка на затылке.
– Если ты думаешь, что я тебя не хотел, то ты ошибаешься, – сказал он, гладя ее волосы, плечи, спину. – Наоборот, я тебя слишком хотел.
Гас прислушалась к шуму ручья и глубоко вдохнула ароматный воздух, отгоняя наваждение. Он настаивал, чтобы она ему поверила, и как сильно ей хотелось ему поверить! Это было безумием. Он был дьявольски хитер, и все же именно таким она себе представляла своего мужчину. И вот теперь в подтверждение своей любви он вырезает на коре сердца, что не делал для нее ни один мужчина. Это было почти что сбывшейся мечтой, но, как известно, мечты никогда не сбываются. Никогда.
Горечь овладела ею. Он ее обманывает, улыбаясь своей прекрасной белозубой улыбкой. Он не мог ее не обманывать. Какая-то странная, непонятная причина заставляет его добиваться ее любви и требовать от нее взаимности. Очень скоро ей откроется его тайна. Никто никогда не любит кого-то просто так, без задней мысли.