Анализируя документы, он самостоятельно пришёл к нелицеприятному для себя выводу: "хуже дурака на месте начальника может быть только дурак с инициативой". Вот тут Никита Сергеевич надолго задумался. Казалось бы, хорошо начал, хотел как лучше,а в итоге всё получилось как всегда.[39]
Хрущёв понял, что кадры, управляющие страной, и их методы управления необходимо менять. Сначала ввести в руководство страны достаточное количество образованных и компетентных людей, которые смогут помочь ему принимать взвешенные решения, затем избавиться от привыкших к власти "завсегдатаев" и обеспечить путём изменения Конституции механизм регулярной замены и ротации кадров на ключевых руководящих постах.
Постепенно у Никиты Сергеевича сложился план действий - как обезопасить государство и самого себя. План следовало осуществлять осторожно, поэтапно. В нём не было ничего необычного - древняя, как мир, римская стратегия "разделяй и властвуй".
В 1954 году в Президиуме ЦК состояли постоянные члены Президиума: Н. А. Булганин, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, Г. М. Маленков, А. И. Микоян, В. М. Молотов, М. Г. Первухин, М.3.Сабуров, Н. С. Хрущёв.
Кандидаты: А. И. Кириченко, П. К. Пономаренко, Н. М. Шверник.
23 июня 1954 года, на Пленуме ЦК КПСС Хрущёв предложил ввести в число членов Президиума ЦК Алексея Николаевича Косыгина, на тот момент -- заместителя Председателя Совета Министров СССР. Косыгин уже был членом Политбюро, еще при Сталине, с 1948 по 1952 год, но теперь Хрущёв собирался продвинуть его на пост Председателя Совета Министров. Особых возражений это выдвижение не вызвало. Для "старой гвардии" - Молотова, Кагановича, Ворошилова, Булганина, Маленкова - Косыгин был "своим". Они уже заседали вместе в Политбюро, и возвращение Косыгина восприняли, скорее, как "поворот к сталинскому порядку", что не могло их не устраивать. Они и помыслить не могли, что Хрущёв замыслил невероятный "финт ушами", и Косыгин является центральной фигурой в новой комбинации "лысого кукурузника".
Кандидатами в члены Президиума стали Георгий Константинович Жуков и Дмитрий Трофимович Шепилов.[40] Таким образом Хрущёв начал постепенное формирование своей команды в Президиуме, в противовес "старой гвардии", которую решил сократить по одному ещё до XX съезда КПСС.
18 июля 1954 года было восстановлено совместное обучение девочек и мальчиков в школах, отмененённое Сталиным после войны.
В это же время, в июле 1954го, по решению Президиума ЦК КПСС был уничтожен архив Берии. Папки с компроматом на членов ЦК были сложены в мешки и сожжены. Читать их не захотел никто. По факту уничтожения составили акт.
31 июля 1954 года Совет Министров СССР издал специальное постановление о создании на Новой Земле Морского научно-исследовательского полигона. Семипалатинский полигон был окружён населёнными пунктами, что не позволяло проводить на нём воздушные атомные взрывы большой мощности, а соглашение о запрете ядерных испытаний в 3х средах - в воздухе, на земле и под водой - на тот момент ещё не было принято.
Вначале хотели организовать ядерный полигон на Кольском полуострове, но с этим не согласился Главком ВМФ Н.Г. Кузнецов, сказав, что "Одним испытанием не обойтись, а Кольский полуостров надо беречь". Тогда заместитель начальника управления ВМФ полковник Е.Н. Барковский предложил рассмотреть возможность размещения полигона на островах Новая Земля. Была создана специальная комиссия для проработки вопроса.
Руководил строительством полковник Барковский, но уже с ноября 1954 г. и по сентябрь 1955 г. начальником полигона был знаменитый подводник Герой Советского Союза капитан 1 ранга В.Г. Стариков.
В начале августа помощник Хрущёва по общим вопросам Григорий Трофимович Шуйский сообщил Никите Сергеевичу, что с ним хотят увидеться академики Лебедев и Харитон, а так же директор НИИ-35 Алексей Андреевич Маслов, сменивший в апреле 1954 года К.А. Гладкова на должности директора НИИ-35.
- Сергей Алексеевич хочет, чтобы я к нему в институт подъехал? - уточнил Хрущёв.
- Нет, они просили разрешения подъехать к Вам в Кремль или любое другое удобное место со своим оборудованием, - ответил Шуйский.
Заинтригованный Хрущёв попросил Шуйского организовать встречу как можно скорее.
Шуйский не подвёл - встреча состоялась уже на следующий день. Оба академика и директор НИИ-35 Маслов вошли в кабинет Первого секретаря, не скрывая торжествующих улыбок, а следом за ними двое кремлёвских охранников внесли два увесистых чемодана.
Поздоровавшись с учёными, Хрущёв с интересом поинтересовался:
- Что это вы принесли, товарищи?
- Да вот, Никита Сергеевич, хотим похвастаться первыми успехами, - ответил Лебедев. - Уж извините, не утерпели...
- Так, так, - Хрущёв, страстно любивший всё новое, подошёл ближе.
- Прежде всего, Никита Сергеевич, вот, посмотрите, - Маслов достал из кармана внешне непрезентабельный коричневый квадрат с множеством медных ножек.
- Что это? Неужели микросхема? - удивился Хрущёв.
- Именно, Никита Сергеевич! И не просто микросхема - это наш первый советский микропроцессор, - ответил Маслов.
- Не может быть! - изумился Хрущёв. - Вы же говорили, что его невозможно воспроизвести! Что там очень мелкие элементы или что-то в этом роде...
Лебедев тем временем поставил на стол один из чемоданов, открыл его и начал копаться внутри. Никита Сергеевич был увлечён разговором с Масловым, и не замечал, что там делает академик.
- А мы, если честно, и не воспроизводили, - ответил Маслов. - Мы свой собственный процессор спроектировали, по тем требованиям, которые нам были предъявлены. Он, конечно, гораздо слабее того импортного образца, но зато в несколько раз мощнее всего, что сейчас есть в СССР, да и на Западе тоже.
- И что же, работает? - спросил Хрущёв.
- Вообще-то, ещё как! - откликнулся склонившийся над "чемоданом" Лебедев. - Посмотрите сюда, Никита Сергеевич.
Лебедев шагнул в сторону, и Хрущёв с удивлением увидел, что "чемодан" на самом деле оказался переносным компьютером. Экрана у него, разумеется, не было. Вместо экрана результат расчёта печатался на бумажную ленту. Зато ввод осуществлялся с настоящей 104-кнопочной клавиатуры - толстой, совсем не похожей на фотографии клавиатуры, виденной Никитой Сергеевичем в "тех документах". У этой клавиатуры были клавиши из белой пластмассы, похожей на пластик клавиш рояля.
Лебедев сосредоточенно нажимал какие-то кнопки, и вдруг компьютер замигал несколькими рядами разноцветных лампочек на панели, затем ожило и затрещало печатающее устройство, и из щели полезла распечатка с цифрами.
- Это, для демонстрации, просто решение школьного квадратного уравнения, - пояснил Лебедев. - На самом деле, эта машинка способно на гораздо большее.
- Так... это... Сергей Алексеевич! Товарищи! Это же потрясающе! - обрадованный Хрущёв, не в силах сдерживаться, едва не забегал по кабинету. - И какие у вашей машины характеристики?
- Ну... - Лебедев замялся. - Пока очень скромные. Тактовая частота процессора всего 66 мегагерц, объём оперативной памяти - 4 мегабайта. Мы ориентировались на один из образцов в предоставленных Иваном Александровичем документах. Правда, второй ЭВМ подобной мощности на этой планете пока не существует.
- Невероятно! - произнёс ошеломлённый Хрущёв. - А сколько сделано процессоров?
- Э-э-э... - теперь замялся Маслов. - Видите ли... процент брака очень велик... В первой партии мы заложили 100 пластин. Годных оказалось... два. Микросхемы памяти попроще, там выход годных получается 8-10 из 100. К тому же производственный цикл составляет почти полгода. Сложнейшее изделие...
- Гм! Да-а... - Хрущёв задумался.
Рисовавшаяся ему ещё недавно картина, когда у каждого пацана в СССР будет стоять на столе компьютер советского производства, внезапно отодвинулась в неопределённо далёкое будущее.
- Если выпускать микросхемы большой серией и очень точно выдерживать все технологические требования, уверен, что нам удастся снизить себестоимость и поднять процент годных изделий до 10-15%, а, возможно, и больше, - сказал Маслов.