– Вы куда смотрели? Я вам что поручал? «Не отходить ни на шаг, ни на минуту не оставлять без присмотра!» Где были ваши врачи? Почему оставили его одного? Почему лечение не дало результатов?
Появившийся «в разгар шторма» академик Келдыш молча остановился в дверях. Хрущёв сделал ему приглашающий жест рукой:
– Проходите, проходите, Мстислав Всеволодович, садитесь. Беда у нас.
– Да, мне уже сообщили, – Келдыш выглядел не лучше Хрущёва.
– Итак, я жду объяснений! – Первый секретарь говорил внешне спокойно, но это было спокойствие заряженного конденсатора.
Александр Михайлович Марков доложил:
– Бригада врачей находилась в соседнем помещении. Игорь Васильевич с утра проводил совещание, вопросы обсуждались, как обычно, секретные. Врачей на совещание не допускали.
После совещания дежурный врач осмотрел Игоря Васильевича, замерил давление, пульс. Показатели были выше обычных, но ненамного. По требованию врача Игорь Васильевич принял препарат от давления, но от рекомендации немного полежать отказался категорически. В этот момент ему из Дубны позвонил товарищ Векслер, они начали обсуждать очередной секретный вопрос, и товарищ Курчатов попросил врача выйти из кабинета.
Затем он работал один, врач дважды заглядывал в кабинет, но Игорь Васильевич попросил не беспокоить, сказал, что хочет сосредоточиться на важной проблеме.
– Ясно! – буркнул Хрущёв. – Теперь – конкретно, просто и внятно: почему он умер? Причина?
– Вероятнее всего – обширное кровоизлияние в мозг, – ответил Марков. – Точнее можно будет сказать после вскрытия. Пока не провели экспертизу, можно только предполагать.
– М-да... – проворчал Никита Сергеевич. – Как обычно. Никто вроде и не виноват, а человека потеряли. И какого человека!
Первый секретарь в сердцах хватил кулаком об стол, так, что подпрыгнули стоявший на нём стакан с карандашами и записные книжки, только папки с документами не шелохнулись.
– Идите... – он раздражённо махнул рукой в сторону двери, и вполголоса добавил: … с глаз долой...
Курашов и Марков поспешили покинуть кабинет. Хрущёв угрюмо молчал. Академик Келдыш и Иван Александрович Серов, также молча, ждали, понимая, насколько силён оказался этот удар для Первого секретаря.
– Так, товарищи... Первая потеря у нас... – глухим, надтреснутым голосом произнёс Никита Сергеевич. – Кто следующий?
– Сергей Палыч Королёв, в 66-м, – мрачно ответил Мстислав Всеволодович. – За ним – товарищ Соколовский, в 1968.
– Да, это помню, – медленно кивнул Хрущёв.
– Потом... потом вы, Никита Сергеич... Затем, в октябре 1972-го – Иван Антонович Ефремов. Дальше – товарищ Лебедев, в июле 1974-го, за ним – товарищи Кузнецов и Бартини. В 1974-м, 6 декабря, день в день.
– Что, оба? – изумился Никита Сергеевич.
– Да, по документам так, – подтвердил Серов. – Но на документы я бы в этом случае не рассчитывал. Курчатов прожил на месяц дольше, то есть, документы Веденеева в его случае уже не сработали. Чем дальше, тем больше должно накапливаться расхождений. Мы же каждый свою дату знаем, не станем сидеть, сложа руки.
– М-да... Возможно, возможно... Кто дальше?
– Товарищ Гречко, в 1976-м, – продолжал академик. – Потом – я, в 1978-м, но это под большим вопросом. Обстоятельства мне известны, остерегусь. Остальные – позже. А вообще, в этом вопросе я согласен с Иваном Александровичем, к тому времени всё может очень сильно измениться, не исключено, что кто-то может... – академик запнулся, – … может уйти и раньше. Нагрузки и ответственность своё дело сделают.
– Ты, Никита Сергеич, преемника себе выбрал? – строго спросил Серов. – А то, неровён час...
Хрущёв тяжело встал, подошёл к сейфу, скрытому за дубовой панелью отделки кабинета, открыл, достал два конверта, вернулся к столу и протянул конверты Серову и Келдышу. Обычные, белые почтовые конверты, с напечатанной маркой, но непрозрачные на просвет. На обоих рукой Никиты Сергеевича было написано: «Вскрыть, если вдруг помру, не раньше».
– Третий Косыгину отдам, – проворчал Первый секретарь. – Если передумаю – эти заберу, дам другие. Там несколько кандидатов, по номерам. Вы, товарищи, тоже себе смену готовьте заранее.
Я до смерти на посту сидеть не собираюсь. Когда придёт время – подам в отставку и своего кандидата представлю на Президиуме. А там – как решит партия и народ. Всё должно быть по закону.
– Никита Сергеич, ты что, тебе ж на пенсии скучно будет! – удивился Серов. – Нельзя же так сразу, резко, бросать работать, смена образа жизни в твоём возрасте больше навредит, чем поможет.
– А кто сказал, что я вот так, сразу, на пенсию уйду? – через силу усмехнулся Хрущёв. – Это «там» меня Брежнев с Шелепиным выперли. На менее ответственную работу попрошусь сначала. Я даже и место себе уже присмотрел. Но никому раньше времени не скажу.
Ладно, хватит об этом. Я хочу знать, почему умер товарищ Курчатов. Не заключение врачей, а причину, которая привела к такому исходу, – строго пояснил Первый секретарь.
– В последнее время выявились неожиданные проблемы с реактором-ускорителем, – ответил академик. – Игорь Васильевич о них упоминал, но я не атомщик, могу в чём-то ошибиться. Думаю, надо собирать совещание по атомной энергетике и товарища Векслера заслушать.
– Заслушаем, – многозначительно ответил Хрущёв. – Ещё один вопрос решить надо. Игоря Васильевича надо кем-то заменить. И на посту директора Института атомной энергии, и … в нашей честной компании. Мстислав Всеволодович, что скажете?
– У меня только одна кандидатура, – ответил Келдыш. – Анатолий Петрович Александров. Он – заместитель директора ИАЭ. В «той» истории он заменил Курчатова на посту директора, а затем – меня на посту президента Академии Наук. Такое решение будет логичным со всех точек зрения и не вызовет никаких подозрений.
– Товарищ Александров оборонной тематикой занимается давно, и заслуживает полного доверия, – поддержал кандидатуру Иван Александрович. – К тому же, – он покопался в своих бумагах, – проживёт достаточно долго.
– М-да... что тоже немаловажно, как сегодня выяснилось, – проворчал Никита Сергеевич. – Хорошо. Надо его проинформировать заранее, примерно за неделю до совещания.
– Да можно хоть сегодня, – ответил Серов. – Бланки подписки у меня с собой, начальная подборка информации в ИАЦ подготовлена давно. Ждать нечего, тем более, у тебя визит во Францию скоро, а по атомным проблемам дело не терпит отлагательств.
– Хорошо, – Хрущёв повернулся к телефону и нажал клавишу:
– Григорий Трофимыч, академика Александрова вызови, пожалуйста. Если он в Москве – то на сегодня, а если в Северодвинске или в Обнинске, то как можно скорее, – распорядился Первый секретарь.
– Тут такой момент, Никита Сергеич, – сказал Серов. – По-моему, зря вы с Косыгиным товарища Курашова вместо Марии Дмитриевны Ковригиной министром здравоохранения поставили. Она, всё же, крупный специалист, и проживёт ещё долго, а Курашов курортными делами да детским отдыхом занимался, и в «той» истории умер в 1965-м.
– Мне доложили, что Мария Дмитриевна не проявила понимания по вопросу ядерных испытаний, – припомнил Хрущёв. – Вопрос решался на Совете министров, ко мне, помнится, обращался Суслов, незадолго до ареста – его и прочей кодлы, предлагал рассмотреть персональное дело Ковригиной, я ему отказал, так как не видел для этого оснований...
(В реальной истории персональное дело таки рассматривали http://museumdom.narod.ru/bio10/kovrigina.html)
– Тогда слушай, как оно на самом деле было, – сказал Серов. – Мария Дмитриевна против ядерных испытаний действительно возражала, и правильно – взрывы в атмосфере устраивать – идиотизм и преступление, взрывать надо под землёй. Её ошибка – она пошла с этим вопросом к Суслову. А параллельно ещё предложила сократить аппарат 4-го управления Минздрава. Суслов засуетился, приказал перекрыть Ковригиной доступ к данным Госкомстата – министру здравоохранения перекрыть доступ к медицинской статистике – это надо было додуматься?!