Убедившись в собственной безопасности, колдун огляделся. Хранилище представляло собой огромную комнату овальной формы. Большая часть света падала через потолок, на котором с помощью серебряных, дымчатых, жемчужных и бледно-золотистых витражей было изображено то, что люди называют Древом Познания. Очень подходит данному месту. Древо Познания. Сокровищница историй всех миров.
Рейнольдс поежился и вспомнил библейские легенды, в которые верят люди. Не выгонят ли его из рая за надкушенный плод? Так много тайн скоплено в одном месте. Настолько много, что соблазн не удержаться огромен. Возможно, так и работает система защиты Хранилища? Оно знает, зачем приходит незваный гость и не трогает его, пока он не сует свой нос куда не надо? Если так, то музы очень-очень умны.
Вот только как понять, где искать то, ради чего ему пришлось идти на столь рискованный шаг? Хранилище напоминало огромный улей — миллионы сот и в каждой ячейке — шкатулка из белого дерева с описанием того или иного события. Здесь и за вечность не управишься.
Должна быть определенная система. Если Хранилище — это кладезь знаний, то здесь больше уместна не хронология событий, а, скорее, энциклопедичность. Рейнольдс повертел головой во все стороны, но не нашел ничего похожего на алфавитный указатель. Пожав плечами, колдун направился к одному из окон, выходящих на противоположную от сада сторону. В конце концов, Мелета должна знать как в этом море информации найти хотя бы направление, в котором предстоит плыть.
Взору Рейнольдса открылся ещё один сад, однако без фруктовых деревьев или падающих с неба цветов. По нему с радостным смехом бегали дети — маленькие музы, по цвету волос которых можно было определить к какому семейству они относятся, и кучерявые, золотоволосые мальчуганы. Колдун озадаченно потер переносицу — он и не знал, что музы могут быть и мужского пола.
— Буду умирать — пошлю тебя за смертью, — не оборачиваясь, сказал Рейнольдс вошедшей в Хранилище Мелете. Та только усмехнулась, никак не прокомментировав. Подошла поближе. Краем глаза Призрак заметил в её руках хрустальный кувшин, наполовину заполненный жидкостью темно-малинового цвета, на поверхности которой плавал лимонный гибискус. Он хотел пошутить, однако удержался. В поступках Мелеты время от времени присутствовала некая логика, потому лучше подождать пока она объяснит.
— Сок гибискуса — своеобразный стимулятор энергии для теневых существ, — сообщила Мелета, поставив кувшин на подоконник. Заметив, как Рейнольдс недоверчиво прищурился, она продолжила: — об этом мало кто знает, кроме муз. Именно поэтому знания миров храним мы, а не кто-то другой. Когда мы закончим, ты выпьешь сок и до вечера твои силы восстановятся практически полностью. Сейчас не советую рисковать, иначе все усилия пойдут прахом.
Рейнольдс ещё раз посмотрел на кувшин, теперь заинтересовано. Проклятье, сколько ещё полезнейших знаний скрывают от всех музы?!
— Среди муз разве есть юноши? — спросил Призрак вместо благодарности.
Его прямо-таки переполняла злость на светлейших существ. По какому праву они присвоили себе все тайны миров? Знали ли они, что сокрытые знания могли спасти жизни тысяч невинных? Понимали ли цену своей скрытности?
Мелета выглянула в окно. В отличие от Рейнольдса, ей таиться смысла не было, потому она радостно помахала детям.
— Нет, конечно. Это купидоны.
— Кто?! — изумился колдун.
Купидоны были для него почти мифом. Где-то, на краю его сознания, имелось знание об ангелах любви, но раз он с ними никогда не пересекался, как и с большинством светлых существ, то это знание было предсказуемо ограниченным.
Мелета усмехнулась и направилась в сторону одной из сот. Рейнольдс не ошибся, муза прекрасно знала, где искать.
— Описание всех известных нам существ. Думаю, резонно начать поиски именно отсюда, — сообщила девушка, осторожно вынимая шкатулки. Когда на столике их оказалось больше трех дюжин, она села за стол. Рейнольдс, уже успевший открыть первую шкатулку, сосредоточенно бегал глазами по выцветшим от времени строкам. — Ты совсем ничего не знаешь о музах и купидонах, верно? — решила продолжить разговор муза, водя пальцем по своему свитку. — Мы — одно целое. Один тип энергии, один принцип воспитания, схожие цели. Только разный пол. Если у музы рождается мальчик — он становится купидоном, а если девочка — то, естественно, музой.
— Ты хочешь сказать, что отцы муз…
— Верно, — кивнула Мелета, откладывая свиток в сторону, — нет, конечно, бывают и музы-полукровки. Не всем же нравятся купидоны, иной раз музы выходят замуж за волшебников, например, и тогда покидают Парнас навсегда. Это не запрещено правилами. Их дети рождаются феями.
Рейнольдс даже оторвался от увлекательного текста про небесных русалок. Не мигая, он смотрел на Мелету.
— Феи — это тоже дети муз? Нет, не так. Феи — полукровки? Никогда бы не подумал, — признался он после кивка девушки. — Уму непостижимо. Я, похоже, совсем ничего не знаю о собственной реальности.
— Наверное, в школе для маленьких Призраков вас учат только сотням способов уничтожения Теней, — одними губами усмехнулась муза, отбрасывая свои золотистые волосы за спину.
Колдун положил свиток с описанием небесных русалок обратно в шкатулку. Не то.
— Не существует школ для маленьких Призраков, ведь никто точно не знает, кем станет родившийся колдун — боевым магом, алхимиком или просто захочет жить среди людей, время от времени пользуясь сверхспособностями, поэтому с шести лет всех отправляют в общую школу для теневых существ, где они обучаются справляться с силами, управлять чарами и прочим полезным вещам. Там же, наверняка, рассказывают и о музах с купидонами, и даже о небесных русалках, — он улыбнулся с какой-то горечью. — И лишь в шестнадцать лет колдун или колдунья определяются со своим будущим.
— Но тебя явно в такую школу не записали, — констатировала Мелета, откладывая очередной свиток. Давно вымершие единороги явно не были их загадочными врагами.
— Мне было пять лет, когда погибли родители. Война только закончилась, и многие ещё помнили из-за кого она началась, поэтому взявшая меня на воспитание семья Дракула не захотела отправлять меня в школу. Раны у существ ещё не зажили, многие продолжали оплакивать недавно погибших родственников, и моя приемная мать просто побоялась. Она хотела дать мне более или менее спокойное детство, потому я получил домашнее образование, но в него не вошел курс «1000 и 1 существо»… А когда Альбрехт забрал меня в тренировочный лагерь Призраков — мне тогда было одиннадцать лет — уже было не до программ. Мой наставник хотел сделать из меня боевого мага как можно скорее, поэтому я учился сражаться и изучал своих врагов, а не союзников.
— Во сколько ты стал Призраком?
— В тринадцать.
— И ты никогда не сожалел?
— О чем? — удивился Рейнольдс. — Я бы сожалел, если бы им не стал. Это особый отряд. Здесь никому не важно, кто твоя семья и как они повлияли на историю. Здесь не особо интересуются кем ты был — среди Призраков много бывших убийц, например. Самое главное — кто ты сейчас и что делаешь. Мы делаем важнейшее из дел, так почему я должен сожалеть? Мне кажется, я не мог бы стать кем-то другим.
— Ты — адреналиновый наркоман.
— О, да, — согласился Рейнольдс, погрузившись в новое чтение.
Так прошел час. Солнце переместилось и занавес из его лучей приобрел несколько иной оттенок.
Время от времени колдун с музой перекидывались короткими фразами. В иной раз кто-то из них говорил «о, кажется, оно… ой, нет». Секунды складывались в минуты, те таяли в уже наступившем прошлом со скоростью сахара в горячей воде, а нужная информация все не находилась. Шансы становились призрачней с каждой новой коробкой.
Возможно, музы не сталкивались с такими существами. Или они искали не там…
— Кофе? — спросил Рейнольдс слегка охрипшим голосом. Он устал. Одно дело — целый день носиться за Тенями, другое — проявлять чудеса усидчивости и внимательности. Это было совсем не в его вкусе.
— Да, — взмолилась Мелета. Колдун потер глаза и щелкнул пальцами. Глядя на два материализовавшихся стаканчика, муза вновь ощутила странный укол. Будто сознание подсказывало ей нечто очень важное, а она не видела очевидного.