Отбился я от лейтенантиков, ответил на все их вопросы, вот и отпустили с сожалением душу на покаяние. А потом встретил на улице капитана с зелеными петлицами, показал документы, он и отправил куда следует.
Вот там со мной поговорили обстоятельно люди из нашей системы, не простые зеленые фуражки. И то, что я от них услышал, лишь прибавило тягостных раздумий: ясно уже, что немцы заняли пограничные районы и продвинулись вперед, ни с одной заставой связи нет с утра двадцать второго, с большинством комендатур тоже, лишь одна успела передать по телефону, что атакована большим количеством пехоты при поддержке артиллерии и танков, а через пару минут замолчала, как оказалось, навсегда…
(Лишь после войны выяснилось, что зеленые фуражки товарища Берии немцев встретили качественно, дрались как черти и не отступали. Однако о судьбе многих погранзастав и нескольких комендатур так ничего и не известно. Никого из тех, с кем я служил до войны, за сорок лет так и не встретил и ничего о них не знаю…)
Оставили меня при управлении – а уже двадцать шестого немцы вышли к Минску. Я попал в группу, вывозившую бумаги, из Минска мы худо-бедно выскочили, но вскоре напоролись на немецкие танки. Танки у них были не особенно могучие, иные даже без пушек, только с пулеметами, но мы-то, на трех грузовиках и одной легковушке, не имели ничего, кроме пистолетов и карабинов, гранаты ни одной не было… Хорошо, лес оказался близенько. И когда я опомнился, то оказалось, что остался один. Сориентировался по солнцу и пошел на восток – а что еще оставалось?
Всякое бывало. На проселке наткнулся на пехотинцев, человек восемь. Только они меня форменным образом прогнали, даже вскидывали винтовки и щелкали затворами, сказали: немцы пограничников расстреливают на месте, вот и их могут положить за компанию, заподозрив в них переодетых пограничников. Судя по выговору, экземпляры были с Западной Украины, а по виду – свежемобилизованные.
(Тогда я им не поверил касаемо пограничников – сидела в нас иллюзия: немцы – культурная нация, да и германский пролетариат, воспитанный Тельманом, вот-вот свое слово скажет и повернет штыки против Гитлера. Быстро эти иллюзии развеялись…)
Потом меня чуть не расстреляли свои же. Вышел на большую дорогу, там на обочине стояла полуторка, а поперек дороги – десяток солдат с примкнутыми штыками под командой какого-то дерганого старшего лейтенанта. У меня были при себе все бумаги, но дерганый все равно с ходу произвел в немецкие шпионы. Железных доводов у него было два. Во-первых, что пограничнику делать так далеко от границы? Во-вторых, «почему я такой нарядный»? Ну тютя! А каким еще быть бравому лейтенанту-погранцу, в самое что ни на есть мирное время поехавшему в отпуск к родителям и девушке? Обмундирование, само собой, гимнастерка коверкотовая, синие галифе диагоналевые, петлицы и околыш фуражки не полевые, а сияют зеленым, что твой светофор, значки зубным порошком начищены. Пока странствовал, все изрядно помялось и запылилось, но все равно видно, что обмундировка не повседневная, а сапоги хромовые…
Сейчас, конечно, смешно, а тогда было не до смеха: дерганый, не слушая моих объяснений, приказал «расстрелять на месте немецкого шпиона», и двое его орлов уже приготовились. Спасли меня, вы не поверите, немцы: показалась их немаленькая колонна, с мотоциклистами впереди – они и дали издали пару очередей. Дерганый со своими попрыгали в полуторку и драпанули, а я, пока не заметили немцы, припустил в лес. Что хуже всего, у дерганого остались все до единой мои бумаги: не только документы, но и фотокарточка Наташки, и пара писем…
И снова я шагал в одиночестве, как тот Робинзон Крузо, и даже без Пятницы – где перелесками, где пустыми дорогами. Часов через несколько наткнулся на воинское подразделение, числом до роты, без строя и не в ногу идущее на восток. За старшего у них был майор, имелось аж три капитана, два «максима» катили…
Я по всей форме доложился майору, и он разрешил присоединиться. Насчет обстановки он меня не обрадовал: выходило, что немцы уже со всех сторон, и неизвестно, насколько обогнали, так что мы в полном окружении. И спросил с подначкой: «Ты что, от самой границы драпаешь?» Неприятная была рожа. Не стал я ему рассказывать подробности, сказал просто: «Из Минска». Хватит, думаю, с него…
Прошел я с ними немного – и быстро определил, что за публика. Сбродные из разных частей, а никакое не воинское подразделение: тут и пехота, и несколько кавалеристов, и артиллеристы, и саперы. Майор и один капитан были пехотными, а остальные двое – сапер и военюрист.