– Я полностью в вашем распоряжении, повелитель, – спокойно отозвался старик. – За исключением, пожалуй, тех случаев, когда речь заходит о вяленых иглокожих.
Патриций пожал плечами и ткнул пальцем в лежащий на столе свиток.
– Прочти, – распорядился он.
Горфаль взял пергамент в руки и, увидев знакомые идеограммы Золотой империи, слегка приподнял одну бровь. С минуту он молча читал, после чего перевернул свиток, чтобы детально исследовать печать на обороте.
– Ты слывешь человеком, который разбирается в делах империи, – сказал патриций. – Можешь ли ты объяснить вот это?
– Познание империи заключается не столько в том, чтобы отмечать отдельные события, сколько в том, чтобы изучать определенный склад ума, – ответил старый дипломат. – Это послание любопытно, да, но ничего удивительного в нем нет.
– Сегодня утром император предписал, – патриций позволил себе роскошь нахмуриться, – предписал мне охранять этого Двацветка. Теперь, похоже, я должен приказать, чтобы его убили. Тебе не кажется это удивительным?
– Нет. Император – всего лишь ребенок. Он… идеалист. Энтузиаст. Народ его обожествляет. В то время как второе письмо исходит, если я не ошибаюсь, от Девяти Вращающихся Зеркал, то есть от великого визиря. Он уже стар и за свою жизнь успел послужить нескольким императорам. Для него они – необходимая, но подчас утомительная составляющая успешного управления империей. Он терпеть не может, когда что-то или кто-то выходит из-под его контроля. Империя была построена именно для того, чтобы каждый знал свое место. Такова его точка зрения.
– Я, кажется, начинаю понимать… – протянул патриций.
– Вот именно. – Горфаль улыбнулся себе в бороду. – Этот турист забыл свое место. Я абсолютно уверен, что, выразив согласие с пожеланиями своего господина, Девять Вращающихся Зеркал тут же предпримет меры, имеющие целью не допустить, чтобы этот вот путешественник вернулся домой, привезя с собой заразу недовольства. Империя предпочитает, чтобы люди оставались там, куда она их определила. Так что лучше будет, если этот Двацветок навеки исчезнет в варварских землях. То есть здесь, ваша милость.
– И что ты посоветуешь? – спросил патриций.
Горфаль пожал плечами.
– Ничего не предпринимать. Наверняка все уладится само собой. Тем не менее, – он задумчиво почесал ухо, – может, Гильдия Убийц?…
– Ах да, – вспомнил патриций. – Гильдия Убийц. Кто там у них сейчас президент?
– Злорф Мягкоступ, о повелитель.
– Поговори с ним, хорошо?
– Слушаюсь, ваша милость.
Патриций кивнул. Так будет значительно легче. Он разделял мнение Девяти Вращающихся Зеркал: жизнь и так достаточно сложна. Людям следует оставаться там, куда их определили.
Сияющие созвездия проливали свет на Плоский мир. Один за другим торговцы закрывали ставнями окна своих лавок. Один за другим карманники, воры, джентльмены удачи, потаскушки, фокусники, рецидивисты и домушники просыпались и садились завтракать. Волшебники отправлялись по своим многомерным делам. Этой ночью должно было случиться слияние двух могущественных планет, и воздух над Кварталом Волшебников уже дрожал от заранее подготовленных заклинаний.
– Послушай, – сказал Ринсвинд. – Так у нас ничего не выйдет.
Он медленно двинулся в сторону. Сундук, как верный пес, последовал за ним, угрожающе приоткрыв крышку. Ринсвинд поразмыслил над возможностью перепрыгнуть через Сундук и попытаться сделать ноги. Крышка предвкушающе причмокнула.
В любом случае, сказал себе Ринсвинд, ощущая, как сердце проваливается в пятки, проклятая штуковина сразу бросится в погоню. Упрямство из нее так и прет. У волшебника появилось нехорошее предчувствие, что, даже если ему удастся спереть какую-нибудь лошадь, Сундук все равно будет преследовать его. Бесконечно. Неторопливо. Переплывая реки и океаны. Понемногу нагоняя его – ведь Ринсвинду придется когда-то спать. А потом, в один прекрасный день, в каком-нибудь экзотическом городе и много лет спустя, он услышит за своей спиной топоток сотен маленьких ножек. Все ближе, ближе…
– Ну что ты ко мне прицепился? – простонал он. – Я-то тут при чем? Я ж его не похищал!
Сундук немного продвинулся вперед. Пятки Ринсвинда и реку разделяла узенькая полоска скользкого причала. Мгновенная вспышка озарения подсказала волшебнику, что этот ящик плавает быстрее, чем он. Ринсвинд попытался не думать о том, каково будет утонуть в Анке.
– Лично мне кажется, что он не отцепится, – непринужденно заметил тонкий голосок.
Ринсвинд опустил взгляд на иконограф, по-прежнему висящий у него на шее. Дверца была открыта. Гомункулус, прислонившись к косяку, покуривал трубку и явно развлекался, наблюдая за происходящим.
– По крайней мере, я прихвачу тебя с собой, – скрипнув зубами, пообещал Ринсвинд.
Крошка-бес вынул трубку изо рта.
– Что-что ты сказал? – переспросил он.
– Я сказал, что прихвачу тебя с собой, тысяча чертей!
– Да на здоровье. – Демон многозначительно постучал по стенке коробки. – Посмотрим, кто утонет первым.
Сундук зевнул и продвинулся еще на долю дюйма.
– Ну ладно, ладно, – раздраженно бросил Ринсвинд. – Только тебе придется дать мне время на раздумья.
Сундук медленно отступил. Ринсвинд бочком переместился на относительно безопасное место и уселся наземь, прислонившись спиной к стене. За рекой светились огни города Анка.
– Ты же волшебник, – сказал бес-живописец. – Ты наверняка придумаешь, как найти его.
– Боюсь, волшебник из меня аховый.
– Ты можешь неожиданно наброситься на похитителей и превратить их в червей, – ободряюще добавил бес, никак не отреагировав на последнее заявление Ринсвинда.
– Нет. Превращение в животных – это заклятие восьмого уровня. А я даже не закончил учебу. Я знаю только одно заклинание.
– Ну что ж, этого хватит.
– Сомневаюсь, – безнадежно возразил Ринсвинд.
– Почему? Что оно делает?
– Не могу сказать. Даже не хочу говорить об этом. Но если честно, – он вздохнул, – от заклинаний мало толку. Нужно три месяца, чтобы запомнить простейшее из них, а только ты его используешь, как оно – пшик! – и исчезло. Это самое дурацкое в магии. Ты двадцать лет тратишь на то, чтобы выучить заклинание и вызвать себе в спальню обнаженных девственниц, но к тому времени ты насквозь пропитываешься ртутными парами, а твои глаза перестают видеть, испорченные чтением старых гримуаров. Ты даже вспомнить не сможешь, зачем тебе эти девственницы понадобились.
– Мне никогда не приходило в голову взглянуть на магию с этой стороны, – признался бес.
– Послушай-ка… Это все неправильно. Когда Двацветок сказал, что у них в империи магия лучше, я подумал… подумал…
Бес выжидающе смотрел на него. Ринсвинд мысленно выругался.
– Ну, если тебе обязательно нужно знать, я подумал, что на самом деле он имел в виду не магию. Не магию как таковую.
– А что еще он мог иметь в виду?
Ринсвинд почувствовал себя по-настоящему несчастным.
– Не знаю, – признался он. – Наверное, их магия лучше нашей. И в ней есть какой-то смысл. К примеру, они, должно быть, умеют обуздывать молнии.
Бес посмотрел на Ринсвинда добрым, но жалостливым взглядом.
– Молнии – это копья, которыми сражаются друг с другом громовые великаны, – мягко напомнил он. – Установленный метеорологический факт. Их невозможно обуздать или запрячь.
– Знаю, – удрученно отозвался Ринсвинд. – Тут, конечно, мой пример подкачал.
Демон кивнул и исчез в глубине иконографа. Пару минут спустя Ринсвинд почуял запах жарящегося бекона. Волшебник сначала терпел, а потом, когда его желудок напрочь отказался выносить эту муку, постучал по стенке коробки. Бес немедленно высунул голову.
– Знаешь, я тут подумал над твоими словами… – заявил он, прежде чем Ринсвинд успел открыть рот. – Предположим, надел ты на нее упряжь, но как ты заставишь ее тянуть телегу?
– О чем ты говоришь, чума тебя задери?