Огонь любви и огромного наслаждения заставляет светиться ее глаза. На меня она даже не смотрит, с головою уйдя в музыку. Ее музыку. Музыку травы.
Она наклоняет голову к земле, опираясь сейчас на колени и левую руку. Ее длинные светлые волосы спокойным водопадом струятся по траве, добавляя в звучащую музыку новую мелодию.
(Должно быть.)
Она стоит так некоторое время, с закрытыми глазами, раскачиваясь из стороны в сторону. Затем на несколько секунд замирает и… распластывается по земле всем телом, выпрямляясь в полный рост. Начинает кататься по траве, одновременно выгибаясь как змея и не прекращая ни на миг работу пальцев, перебирающих травинку за травинкой, словно струны невидимой арфы. Глаза все еще закрыты. Верхняя губа закушена чуть не до крови.
Она совершает еще несколько резких и, вместе с тем, каких-то округлых движений и замирает, обессиленная.
Долгое время просто лежит на спине. Молча, только грудь ее поднимается и опадает в такт дыханию. Быстрому и глубокому, но постепенно успокаивающемуся.
Она открывает глаза и возбужденно-просительно смотрит на меня.
Господи, если б я мог…
Как бы я хотел хоть что-нибудь услышать!
Хотя бы одну ноту из ее удивительной музыки…
– Неплохо, – делаю смешные глаза. – Это что-то из Шуберта, да? – и сам себе киваю. – Ну конечно из Шуберта, я сразу узнал! Особенно вот это место: «Та-да-да-дамммм»! – и я провожу ладонью по траве, пародируя ее движения и отрывая травинку на финальном «дамммм».
Она морщится как от боли. Нет – две горизонтальных морщинки на лбу, крепко сжатые скулы – скорее как от звука режущего слух. Так морщился бы я, если бы кто-нибудь рядом со мной провел ножом по стеклянной поверхности.
Видимо, пародия оказалась жалкой.
– Что, совсем ничего? – безнадежно спрашивает она.
– Ни единого звука, – честно признаюсь я…
…Мы молчим уже минут двадцать. Два раза она набирала воздуха, чтобы заговорить, на лице ее явственно проступала решимость, но ничего не происходило.
Я смотрел на нее, то открывая, то закрывая глаза, видел все терзающие ее чувства. Чуть прищуренные глаза – грусть. Опущенная левая бровь – неуверенность. Изогнутые плавной буквой S губы – ощущение неизбежности.
В каком-то виде отголоски этих чувств я видел в ней еще три встречи тому назад. Просто сейчас они, похоже, достигли своей «точки кипения».
И это хорошо.
Я искренне хотел бы помочь ей выйти их этого положения, но не мог. Она должна все сделать сама.
Чтобы потом быть уверенной, что инициатива исходила именно от нее.
Она в третий раз делает глубокий вдох и начинает:
– Ты знаешь… Мне кажется, будет лучше, если больше не будем встречаться. У нас ведь все равно нет будущего. Если не сейчас, то через месяц точно…
– Хорошо, – на самом деле я не испытываю чувств, которые изображаю. Просто я должен подыграть ей. – Раз ты все уже решила за нас обоих…
– Не говори так! – она пододвигается ближе, начинает гладить мою ладонь в неосознанном желании поделиться своей последней нежностью. – Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Просто я не могу так. Ты же видел, я пробовала… – замолкает, утыкаясь лицом в мою грудь. Лицом, на котором через несколько секунд оставят свой след первые слезы. – Я не знаю, что говорить…
– Ничего не нужно говорить, – успокаиваю я, в последний раз гладя ее волосы. – Ничего. Ты поступаешь правильно. За меня не волнуйся. Переживу.
Я усмехаюсь. Это удается мне даже легче, чем я думал.
– Да, и последняя просьба… Можно? – спрашиваю.
Она вопросительно смотрит мне в глаза.
– Когда будешь уходить – не одевайся, ладно? Хочу запомнить…
Она улыбается сквозь слезы, еще раз дотрагивается до меня и резко поднимается с земли…
… Уходя, она не разу не оглянулась.
И хорошо. Пусть я скорее забуду твое лицо.
Но я навсегда запомню тебя такой:
Тонкие руки.
Узкие, хрупкие плечи.
Почти полностью скрытые водопадом длинных прямых волос.
Талия, которую можно обхватить двумя ладонями.
Да что там!.. Которую я обхватывал двумя ладонями.
Ямочки на ягодицах, будто подмигивающие друг другу, когда ты идешь.
Тонкие, стройные ноги, по щиколотку утопающие в густой, фиолетовой траве…
Я закрываю глаза, одновременно включая внутреннее зрение.
И такой я запомню тебя навсегда:
Легкая, почти невесомая аура. Никаких шумов и искажений, обычно создаваемых одеждой.
Свет Солнца проходит сквозь нее, преломляясь. Расцвечивая блуждающими, оранжевыми сполохами.
Немного салатового слева – грусть.