— Здравствуйте, Кирилл Андреевич!
— Здравствуй, — послышался обеспокоенный голос мужчины. — Ты мне скажи, дочка, что у вас с Валентином происходит? Вы разбежались что ли?
Делаю глубокий вход, прежде чем огорошить старика.
— Ну как «разбежались»? У нас недопонимание. В общем, конфликт интересов, — стараюсь обойтись общими фразами, без особых пояснений.
— У вас же так все было хорошо. И раз — расстались. Я не понимаю.
Я прокашлялась, думая над ответом.
— Он вернется к Алисе, и все будет хорошо! — бодрячком заверяю я. — К тому же я уволилась. Надоело мне все время быть под колпаком. Лето на дворе, хочу отдохнуть.
— Так кто ж тебе мешает отдыхать? Взяла бы, да и ушла бы в отпуск, — Магалов предложил вполне законную альтернативу.
Нервно сглатываю. Что же ему такое сказать, чтобы он перестал меня мучить этими нелепыми уговорами.
— Кирилл Андреевич, иногда у человека просто садятся батарейки, а на ум не идут никакие хорошие мысли. Мы с Валентином расстались, и из компании я уволилась, что будет завтра — время покажет. А пока я не желаю ни о чем думать.
— Думать она не желает! — ворчит на меня Магалов. — Ты сейчас где?
— В Белоруссии. У родителей гощу, — соврала я, берясь за второй кусок пиццы.
— Вот ты как нагостишься, приезжай-ка ко мне. Я тебе тут помогу с мозгами разобраться, — с заманчивой перспективой пригласил Магалов.
— Хм, — хмыкаю я с набитым ртом.
— Помяни меня, потом еще «спасибо» скажешь.
— Обязательно, — откликнулась я, дожевывая кусочек.
Кирилл Андреевич со мною тепло распрощался, попутно уговаривая не задерживаться к нему с визитом.
Я задумчиво сделала глоток сока, в целом, будучи довольной проведенным разговором. Главное, что наставник ни о чем не догадывается.
В момент, когда я ставила стакан на столешницу, кто-то за спиной сокрушенно и отчетливо цокнул языком.
— Нехорошо обманывать старших, — раздался мелодичный голос.
Будто во сне я медленно оборачиваюсь. Глаза мои расширяются, когда я вижу, как из тени коридора уверенно выступает Акио Комацу.
Глава 72
— Ты-ы, — судорожно соображаю, что делать и что сейчас говорить. ЕМУ. Убийце! Ведь то, что Акио причастен к гибели Сони лично у меня нет никаких сомнений. А как вести себя с убийцами? Разве существуют какие-то ПРАВИЛА?
Стараюсь держаться, вот только чувствую, как тело бьет дрожь. Пячусь назад и утыкаюсь поясницей в столешницу кухонного острова. Машинально обхватываю пальцами ее край.
Комацу молчит, пристально наблюдая за мной. Он будто считывает дополнительную информацию с моей реакции. Анализирует дыхание, взгляд, позу — все. Почему бы мне не сделать то же самое с ним? Возможно, таким образом, я смогу продышаться и хотя бы сохранять мнимое спокойствие.
В конце концов, у меня есть оружие, которым рано или поздно приходится воспользоваться всем женщинам. Готова похвалить себя за хорошую идею. Главное — не переборщить.
Добавляю огня и капельку порока в глаза, гибкость и кошачью грацию в движения и — о, чудо! — мне не так уж страшно! Позволяю себе легкую усмешку, заглядывая в чертовы омуты.
— Как же мне льстит, что красавчик-миллиардер из Японии ходит за мной по пятам. Я надеюсь, ты не влюбился? А то в мои ближайшие планы не входит переезжать в сейсмологическую зону и остатки своей жизни питаться ядовитой рыбой.
Радуюсь, когда вижу, что моя речь его удивила и в какой-то степени сбила с толку. Придерживаться данной тактики и дальше?
— Осторожнее, — утробно шепчет он и обжигает взглядом.
Так. Пора браться за роль нерасторопной хозяйки.
— Что ты здесь делаешь? — как можно непринужденно спрашиваю я.
Комацу походкой хищника проходит кухню.
— Сначала ответь ты.
— Я? — кладу ладони на бедра и мечтательно мажу взглядом по потолку, — я собираю материал для книги, — обращаюсь взором к незваному гостю, который встал в метре от меня, копируя мою позу.
— Вот как. Обо мне?
— Нет. О твоем отце и о Викторе Станиславовиче. Что-то среднее между мемуарами и биографией.
— А разрешение у его сына ты получила?
— Это пока неофициально. Напишу несколько глав и предложу американскому издательству. В штатах любят горяченькое и скандалы.
Взгляд Акио меняется молниеносно. Псевдо заинтересованность на ночное грозовое небо. Зря я про скандалы.
— С каких это пор верная панкратовская собака перешла на фастфуд?
От возмущения мой рот открывается сам собой.
— Что за тон? — смеряю Комацу гневным взглядом. — Я никому не принадлежу! — резко разворачиваюсь, отступая от стола.
Нет! К черту стратегию соблазнительницы. Ведь никто не придет меня спасать. Если и пасть в бою, то героически!
— Серьезно? — мужчина недоверчиво глядит на меня. — Только не говори, что ты порвала с компанией, ради которой бросила мужа. Только не говори, что тебя ничто не связывает с Панкратовым!
Я расставила ноги на ширине плеч, скрестила руки на груди и с нескрываемым вывозом посмотрела на своего оппонента.
— Именно это я скажу, — выдержано роняю я.
— Ложь! — с презрением кидает мне в лицо японец, и отступает назад.
— Я тебе не обязана ничего доказывать.
— В какой-то миг, на один лишь короткий миг я чуть было тебе не поверил, — он метнул в меня столь немилостивый взгляд, что я, его не выдержав, потупила глаза, — но потом я понаблюдал за тобой и понял, что ты ведешь свою игру.
— Аргументы?
— Что будет делать девушка, расставшись с парнем?
— Знаешь, Акио, мне все равно на Панкратова, и на твои нравоучения мне тоже все равно!
— Она будет плакать, — Комацу сказал это тихо, но каждое его слово эхом разошлось по комнате. — А ты ни разу не плакала.
Он склонил голову набок, наблюдая за моей реакцией.
Вот, оказывается, на чем я прокололась. Улыбаюсь мило и растерянно.
— И про книгу твою я тоже не верю, — глаза мужчины торжественно блеснули, — зачем ты ездила Роки-Маунт?
Надо ли что-то сейчас играть? Не пора ли вскрывать карты?
Я смело вскинула взгляд на Комацу и заявила:
— Ты убил их. Соню и свою собственную мать. И это только те, про кого мне известно.
Кровь стынет от слов, которые я произношу.
Японец мерным шагом проходит перед моими глазами.
— Соня оказалась виновата в том, что тебя так сильно задело мое отсутствие на переговорах. Ведь ты же заранее спланировал ход конем. Трахнуть панкратовскую помощницу, которую Виктор Станиславович так заботливо подсовывал на глаза собственного сына, было удачным стратегическим ходом. Ведь ты просто так и пальцем не пошевелишь. А тут и сам приехал, и не только пальцем пошевелил. Переговоры для тебя были сладкой вишенкой на торте. Однако тебе пришлось обломиться, потому что я нашла силы признаться Валентину!
— Обычно женщины молчат.
— А я не промолчала. Вот только ты «оскорбился» и выместил гнев на девчонке!
— Она тупая. Глупая. Не понимаю, зачем живут такие люди, — брезгливо заметил Комацу.
Почему я больше не слышу никакого тепла в его словах? Меня пробирает ужасный холод, что я вынуждена себя обнять и начать растирать плечи.
— Так это ты?
Не хочу смотреть этому чудовищу в глаза. Хожу туда-сюда по кухне и пытаюсь себя согреть.
— Она бы меня сдала.
Он признался!
— А мама? Актриса Рози Уильямс? Она использовала тебя, чтобы получить ресурсы для карьеры в Голливуде. Она хоть раз тебе памперсы поменяла? Поцеловала в щечку милого мальчика на день рождения? — бью словом хлестко, не церемонясь. Пошел он!
В какой-то момент, подмечаю, что Комацу притаился у подставки с кухонными ножами. Нервно сглатываю, когда он вынимает самый крупный из них.
— Я сделал себе подарок на восемнадцатилетие, — от его взгляда мороз по коже, — проехался по мамочке на огромном тягаче.
— Зачем ты взял нож?! — кричу я. — Зачем ты взял нож?!
Когда я слышу звук разбитого стекла, вижу непроницаемый туман и ощущаю неприятный запах, я падаю на пол и не шевелюсь. Шум и гам нарастает и, кажется, планомерно приближается на кухню. Что это? До меня доносятся голоса и короткие команды. И некоторые из них я понимаю.