Губы начальника тюрьмы сжимаются.
— Я уверен, мы сможем пересмотреть запрет на косточки.
— Прекрасно, — говорю я и собираю портфель. — Спасибо, что нашли время, но мне пора в суд.
Я выплываю из маленькой комнаты, Артур идет за мной. Как только мы выходим из тюрьмы и оказываемся на ослепительном солнце, на его лице появляется улыбка.
— Напомни мне, чтобы я не пересекался с тобой в суде.
Я качаю головой.
— Ты правда играешь в гольф?
— Когда нужно подлизаться к судье, — говорит он. — А у тебя правда тридцать четвертый C?
— Ты этого никогда не узнаешь, Артур, — смеюсь я, и мы расходимся по своим машинам на стоянке, разъезжаемся по своим делам в два абсолютно разных мира.
Мы с мужем не занимаемся сексом по телефону. Вместо того наши телефонные разговоры состоят из переклички национальностей: вьетнамский, эфиопский, мексиканский, греческий. Как, например: «В каком ресторане сегодня берем обед навынос?» Но когда я выхожу после встречи в тюрьме, меня ждет сообщение от Мики: «Извини, сегодня утром я был засранцем».
Я ухмыляюсь и шлю ему ответное: «Неудивительно, что наш ребенок ругается».
«Встретимся сегодня?» — пишет Мика.
Мои пальцы летают над экраном телефона. «За засранца все прощу, — набираю я. — Индийский?»
«С тобой хоть марсианский», — отвечает Мика.
Вот почему я не могу на него долго сердиться.
Моя мать, выросшая в высшем свете Северной Каролины, считает, что нет ничего такого, чего нельзя было бы исправить средством для размягчения кутикул и кремом для кожи вокруг глаз. Поэтому она постоянно пытается заставить меня «позаботиться о себе», что в переводе на нормальный язык означает: «Приложи хоть какие-то усилия, чтобы хорошо выглядеть», а это совершенно нелепо, учитывая, что у меня маленький ребенок и около ста нуждающихся во мне клиентов, которые заслуживают мое время гораздо больше, чем парикмахерша, которая сделала бы мне мелирование.
В прошлом году мама преподнесла мне на день рождения подарок, которым я до сегодняшнего дня не воспользовалась: подарочный сертификат на девяносто минут массажа в дневном спа-салоне. За девяносто минут я могу многое успеть: составить одну-две записки по делу, заявить ходатайство в суде, приготовить завтрак и покормить Виолетту. И даже — если уж говорить начистоту — успеть покуролесить с Микой в постели. Если у меня появляется девяносто минут свободного времени, последнее, что мне хочется делать, — это лежать голой на столе, пока какой-то незнакомый человек натирает меня маслом.
Но, как замечает моя мать, срок действия сертификата истекает через неделю, а я им так и не воспользовалась. Поэтому, поскольку она знает, что я слишком занята, чтобы помнить о таких мелочах, она взяла на себя смелость записать меня в салон «Spa-ht On» — дневные спа-услуги для деловых женщин. Во всяком случае, так написано на их логотипе. Я сижу в приемной, дожидаясь, когда меня позовут, и удивляясь, как можно было придумать заведению такое название. «Спа-хт он»? Звучит ужасно.
Я задумываюсь, нельзя ли было оставить трусики под халатом, а потом пытаюсь сообразить, как открыть свой шкафчик и незаметно достать их оттуда. Может быть, в этом и состоит грандиозный план заведений, подобных этому: попадая наконец к массажисту, клиенты уже до такой степени взвинчены, что неминуемо покидают его в лучшем расположении духа, чем до того.
— Меня зовут Кларисса, — говорит мой терапевт голосом проникновенным, как тибетский гонг. — Вы располагайтесь, а я пока выйду.
В комнате темно, горят только свечи. Играет какая-то скучная музыка. Я сбрасываю халат и тапочки и, забравшись под простыню, устраиваю лицо в маленьком отверстии на массажном столе. Спустя несколько мгновений раздается негромкий стук:
— Мы готовы?
Я не знаю. Готовы ли?