И вот в тот момент, когда мне показалось, будто я падаю в бездонную пропасть, образно выражаясь, кто-то схватил меня за руку и потянул назад. Это был тот самый индус. Я назвала его Ганди, хотя это явно было не его имя, но он не стал возражать. Невысокий, в носом-картошкой, чуть оттопыренными ушами он стоял передо мной в белых одеждах и кротко улыбался. Он был старше меня минимум лет на 15, по какой-то причине нем, хотя последующие провидцы любили устроить балаган в моей голове.
Живых провидцев осталось лишь двое: я и ОН – тот, что гоняется за мной как охотник.
Я зову его «Тот-кто-охотится-за-мной», потому что не знаю настоящего имени своего преследователя.
Его держат на каких-то психотропных средствах, чтобы контролировать его и тех других, что примкнули к нему: я это видела. И я знаю, что провидцы в нём – в такой же ловушке, им не выбраться никуда, пока он жив. Мне неведомо, как они выбирают себе новое «жильё» после смерти своего тела, однако контролирующие «охотника» люди смогли установить особое поле вокруг него, которое привлекает души провидцев. Однако даже с при наличии этого «мёда» не все позарились на Того-кто-охотится-за-мной.
Я сильнее, я знаю это, но и неопытнее, на поддержание порядка в своей собственной голове уходит огромное количество сил и времени. Поэтому сейчас я – мечта всех возрастов и поколений. Если бы молодость знала, если старость могла. Это про меня. Про то, что я – воплощение мечты: теперь знаю очень много и могу ощутить опыт всех тех, кто доверился мне. Это тяжко, хочу вам сказать. Особенно поначалу, ведь голоса то и дело пытались со мной разговориться в самый неподходящий момент. Спасибо Ганди за его огромную помощь!
Индус. Это точно он. Он выбрал меня первым и до сих пор вёл себя тихо и очень смиренно, однако я всегда чувствую его мягкое невысказанное наставление о том, что женщина должна служить мужчине, наша сила – в слабости, можно победить и без борьбы. Это чувство всегда теперь со мной. Избавиться от него поможет мне только смерть. А она, если верить моим видениям, уже близко.
Когда я шла по тоннелю, то вдруг поняла, как почти спал стыд, испытанный мною, когда мы впервые нашли это место: получив неплохое образование и обладая всеми возможностями Интернета, я не знала фактически ничего о городах, находящихся дальше нескольких часов пути от своего города. Я и представить не могла, что метро оказывается строили в даже столь отдалённых на мой взгляд городах. Слава Богу, я ошибалась.
Собственно, где мы сейчас тоже сказать затруднительно. Кто-то сказал, что Екатеринбург, опираясь на уцелевшую рекламную вывеску. Было решено этим и довольствоваться.
Мы ютимся на станциях метро, под землёй, чудом уцелевшего и вместившего всех нас: грязных, голодных, оборванных чужаков на своей же земле. Каждый из нас сначала был вместе с большой группой людей, метавшихся из города в город. А потом словно чудом уцелевшие крысы, бегущие с тонущего корабля, словно брызги волн, разбившихся о высокие скалы, рассыпались в разные стороны, бродили, скитались, скрывались, спасались, пока не нашлись и не сплотились в новую, маленькую, слабую «рябь на воде».
Каждая такая группа людей на моих глазах словно песчинки ускользали между пальцами, и ни разу никого не смогла спасти. Никого. Только Маша и её «хвостик» пока со мной. И как бы я хотела не видеть над их головами эти дамокловы мечи!
Над каждым из уцелевших я вижу часы жизни: словно невидимый электронный циферблат. Идёт неумолимый обратный отсчёт дней. Над собой ничего не вижу, как не пыталась. Мне всё время кажется, что часы – это насмешка. Будто кто-то говорит: а теперь прячьтесь, если сможете!
Чеканным шагом я шла по тоннелю, по обе стороны которого ютились, приспосабливались к выживанию люди. Отовсюду мне подмигивают беспощадные «часы». Привыкнуть бы за всё это время, но не получается окончательно. Страшно.
Маша говорит, что это хорошо, значит, я не очерствела душой, а мне кажется, что я просто боюсь.
Наш штаб – маленькая комнатка управления поездами.
Меня встретил Генерал. Так странно, но даже имена – то, что было когда-то так важно! – стали заменяться на звания, которые сразу могут сказать, кого надо слушаться. Это был 50-летний мужчина с обезображенной правой половиной лица. Впрочем, его уже никто не боялся. Даже дети привыкли и не пугались. Хотя признаться, его правая стороны была похожа на результат ужасного эксперимента на людях: как если бы эту часть вывернули наизнанку, а потом пришили обратно. Естественно, видел у него только один глаз.