Шейн Дерейра всунул папку секретарю в руки и быстро спустился к ожидающему экипажу. Через минуту пара резвых гнедых лошадок бодро выкатила карету за ворота адмиралтейства. Окованные железом колеса звонко застучали по булыжникам мостовой.
Капитан Вальтор достал из-за отворота рукава мундира большой платок и промокнул пот.
- Как ваши дела, капитан?
От резкого звука, раздавшегося прямо над ухом, Вальтор невольно вздрогнул и обернулся. Рядом ухмыляясь стоял лейтенант Герлер.
- Вы разве не видите, господин лейтенант? – недовольно выдохнул Бройт. – Адмирал уехал. Он намерен посетить с визитом его светлость, графа Ксавьена. Видят небеса, я сделал все, что мог. Но остановить адмирала Дерейру, если он что-то решил, практически невозможно. Вам ли этого не знать?
- Да знаю я, знаю, – снисходительно качнул головой адмиральский адъютант. - Просто эта встреча слишком нежелательна… Впрочем, - лейтенант усмехнулся. – Все уже решено. Так или иначе, завтра в Лирунне начнется новая жизнь.
- Что вы имеете ввиду? – поинтересовался капитан, укладывая растрепавшиеся документы в папку.
- Увидите, Вальтор, все увидите, - с лица Герлера не сходила самодовольная улыбка. – Грядут перемены! Большие перемены.
- Я не понимаю вас, лейтенант. – Справившись наконец-то с непослушными бумагами, секретарь адмиралтейства начал медленно подниматься по лестнице. – К чему все это? Зачем мне было задерживать адмирала?
- Не важно, - лейтенант загадочно покачал головой. – Уже не важно. Завтра все увидите. Счастливо оставаться, капитан.
Адъютант полушутливо козырнул, быстро спустился к подножию лестницы, вскочил на коня и, пустив его с места в галоп, направился в сторону военного порта.
Глава 2
Острые шпили башен Золотого Замка, вознесясь над стенами из желто-серого гранита, пронзали бескрайнее южное небо. Лучи солнца, столкнувшись с кажущейся почти монолитной кладкой, тут же рассыпались тысячами сверкающих искр. Стены и правда выглядели отлитыми из золота, хотя на самом деле подобный эффект создавали мелкие прожилки минерала – суальфара, укрепляющего гранит и делающего кладку трудно уязвимой для пушечных ядер и фаерболов.
День неспешно близился к вечеру. Свежий бриз резкими порывами налетал со стороны моря, подхватывал королевские стяги на башнях Замка, и трепал их на невозможно высокой высоте. Королевский Алый Дракон, гордо расправив могучие крылья, парил в небе Лирунны, символизируя власть, стабильность и порядок, незыблемые и окончательные.
В кабинете королевского аркаррана было шумно и суетно. Причем, из четырех людей, находившихся в данный момент в помещении, шумели и суетились только двое. Один из них – невысокий, плотного телосложения мужчина средних лет - майор интендантской службы Равер Вигольд, мелкими перебежками перемещался вдоль большого стола для совещаний, попутно размахивая руками и отчаянно жестикулируя. Крупный слегка изогнутый к низу нос, выступающая верхняя челюсть, короткие массивные руки, плотная, даже слегка полноватая фигура, все это выдавало в майоре потомка славного рода лирунийских цвирков.
Главной особенностью представителей это рода было характерное поцокивание языком во время разговора, делающего их похожими на больших бурундуков. Даже внешне цвирки напоминали этих зверьков, в неимоверных количествах водившихся в предгорьях Ренонских гор. Сами цвирки утверждали, что ведут свою историю чуть ли не от Эпохи Создания Рас каунами. Самые ортодоксальные из них утверждали, что где-то в тайной пещере спрятаны высеченные на каменных плитах доказательства того, что род цвирков был создан Мудрыми чуть ли не одновременно с приходом в Эльстан Драконов, а может даже и раньше. И что именно представители этого славного рода послужили каунам образцом для создания прочих разумных рас. Впрочем, далеко не все были согласны с подобными утверждениями. Ходили упорные слухи, что цвирки - одна из неудачных попыток Мудрых создать полноценную разумную расу, и что их не уничтожили сразу по окончании эксперимента исключительно по причине нехватки времени и глубочайшего сожаления о потраченных напрасно усилиях и средствах. Цвирки на подобные слухи сильно обижались и недоумевали, как почти идеальное существо можно заподозрить в несовершенстве. Обижались и возмущались они громко, демонстративно и весьма артистично.