— Значит, говорите, к сыну приехали?
Она уткнулась взглядом в тарелку:
— Он недавно перенес тяжелую болезнь. Лейкемию.
— Мне очень жаль. Я не знал.
— Откуда ж вам было знать?
— Ну, здесь обычно друг про друга все всё знают. Ему уже лучше?
— Сейчас — да. Надеемся, что он излечился.
— Но вы не стали открывать Дом Картеров?
— Нет. Я… Слишком много призраков. Слишком много воспоминаний.
— О Джозефине?
— О… счастье.
— Миссис Коннелли. Руфь. Если воспоминания — это все, что у вас осталось, вы должны радоваться им. — Взгляд его темных глаз обволакивал ее словно черная патока. — Возвращайтесь в свой дом. Я уверен, о дочери у вас только хорошие воспоминания.
— Да, — кивнула Руфь. — В основном. — Она глубоко вздохнула. — В то последнее лето она была чем-то озабочена. Озлобилась против меня. И самое ужасное, что мы так и не успели объясниться.
— А вы старайтесь думать только о хорошем. Например, о том, что она была потрясающе талантливой художницей.
— Да.
— И обладала сильным характером. — Сэм улыбнулся.
— Что верно, то верно.
— Но в душе у нее жила печаль.
— Иногда мне кажется, я вообще не знала ее, — призналась Руфь. — Что же все-таки ее тревожило? Может, у вас есть какие-то предположения?
— Я пришел к выводу — хотя, безусловно, это не открытие, и к тому же я не специалист в этой области, — что творческие личности рождаются с более тонкой кожей, чем остальные люди. Они все чувствуют острее и оттого больше страдают. Больше боятся. Зато они доставляют людям больше радости.
— Радости?
— Да. И в великом, и в малом. Кто чем занимается.
— Вы тоже творческий человек?
— Я — хороший ремесленник, не более того. А Джозефина имела задатки настоящего творца.
Руфь глянула на оживленную улицу.
— Значит, ее смерть тем более напрасна.
— Ничто не бывает напрасным. Никогда не знаешь, что в конечном итоге принесут испытания. Мой дядя принес с войны одну песню. Там есть такие слова: «Пройди свой путь до конца». Это мы и должны делать. Идти до конца.
— Тут я, пожалуй, с вами не соглашусь.
— А что еще остается?
— Если бы мой сын умер от лейкемии, я бы уж точно покончила с собой.
Произнесенные над тарелкой жареной ветчины с кленовым сиропом, эти слова прозвучали излишне драматично.
— Да, для вас это означало бы конец всего, — спокойно заключил Сэм.
— По-вашему, это проявление слабости?
— Как сказать. — Он посмотрел на улицу и вновь перевел взгляд на Руфь. — Ваш сын выздоровел?
— Да.
— Окончательно?
Она криво усмехнулась:
— Насколько от такой болезни можно окончательно выздороветь.
— Замечательно. Рад это слышать.
По пути к коттеджу Стайнов Руфь миновала поворот к Дому Картеров. Вдоль бегущей по лугу песчаной дороги кивали головками полевые цветы, в просветах между деревьями сияло желтое, как сливочное масло, солнце. Поедет ли она когда-нибудь по этой дороге? Может быть. Но не сейчас.
Кармела Стайн и мальчики сидели на крыльце. У их ног, высунув от жары языки, лежали несколько собак. Оба в широких шортах и мокасинах, подростки казались совсем мальчишками, такими по-детски беспечными, что Руфь не выдержала и громко рассмеялась.
Она выбралась из машины и побежала к ним.
— Мама! — Уилл вскочил на ноги и запрыгал на месте.
— Что ж вы не позвонили? — мягко укорила ее Кармела.
— Я и сама не знала, что поеду. Просто ночью проснулась от беспокойства, но теперь вижу, что напрасно волновалась. Уилл выглядит замечательно!
За несколько недель у моря бледное лицо Уилла покрылось легким загаром. Он немного поправился, поскольку снова мог нормально есть.
— Мам, посмотри-ка сюда. — Уилл снял бейсболку, обнажив голову, покрытую светлым пушком.
— И что теперь?
— Думаешь, лучше сбрить?
— Это тебе решать, милый.
— Вообще-то, мне понравилось ходить лысым, — серьезно сказал он. — Тем более что все думают, будто я специально побрился, понимаешь?
— Не спорю, с голым черепом ты смотрелся эффектно.
— И потом, серьга в ухе… С волосами она не так заметна.
— Ходи так, как тебе удобно, — посоветовал Эд.
— Классно, — воскликнул Уилл, довольный тем, что наконец-то, впервые за много месяцев, у него появился выбор. — Мам, нам надо в яхт-клуб. Увидимся позже, ладно?
— Уилл, вообще-то я хотела забрать тебя в город.
— Что? Прямо сейчас? Я еще не хочу домой.
— Но ведь у тебя была температура, — напомнила ему Руфь.