За две недели до Дня Благодарения, вернувшись с работы, она увидела, что Уилл спит на диване в гостиной, а рядом сидит Эд и без звука смотрит телевизор.
— Что случилось, Эд? — Руфь кинула сумку на стол и позвала его на кухню.
— Я проводил его, миссис Коннелли.
— Почему? Что произошло? — встревожилась Руфь.
— Его тошнило после обеда.
— Эд…
— Не волнуйтесь, миссис Коннелли. За обедом мы объелись рыбы. Кроме Уилла, еще двоих вывернуло. Я взял такси и отвез его домой только потому, что когда-то он перенес болезнь.
— Спасибо, Эд. Ты молодчина.
— Уилл тоже.
— Я знаю.
Проводив Эда, Руфь прошла в гостиную и внимательно посмотрела на спящего сына. Но сколько она ни вглядывалась, следов болезни не различала. Немного бледный, но не более того.
В День Благодарения Уилл пожаловался на боль в ухе. Его лицо побледнело, от загара не осталось и следа. Руфь настойчиво расспросила сына о самочувствии, и он признался, что в последнее время ему нездоровится, а пару раз его даже рвало.
— Почему же ты это скрывал? — Она пыталась унять тревогу. — Надо было сразу сказать.
— Да со мной все в порядке. Просто ухо заболело.
— Выпей пока болеутоляющее.
Полу, приехавшему на ужин, она про больное ухо не сказала. Но, наблюдая, как Уилл без аппетита поглощает запеченный в патоке сладкий картофель, жареный картофель с луком и зеленую фасоль в чесночном соусе, Руфь поняла, что надо посмотреть правде в глаза.
Пол принялся складывать грязные тарелки в посудомоечную машину, а она отправилась в комнату сына. Уилл лежал на кровати.
— Покажи руки, — велела она. — Теперь ноги.
На локтевых и коленных сгибах лиловели синяки. Глядя в лицо матери, мальчик произнес обреченно:
— Болезнь вернулась, да?
— Не говори глупостей, — сказала Руфь. — Выводы будем делать после обследования.
— Вернулась. — Уилл отвернулся к стене.
— Это может быть что угодно. Лечение… химия… подточила твой организм.
— Летом я был совсем здоров.
— И скоро опять будешь здоров.
— Да, конечно, — уныло промолвил Уилл.
Даже если болезнь вернулась, думала Руфь, если клетки-мутанты вновь терзают организм моего мальчика, выход все равно есть. Радиотерапия. Трансплантация костного мозга. У нас остался выбор. Остались шансы.
— Врачи тебя посмотрят. — Она села на кровать и прижала голову сына к своей груди. — Я люблю тебя, Уилл. Ты ведь это знаешь, да?
Мальчик кивнул.
— Но я больше не выдержу, мам. Честно. На повторное лечение я не соглашусь. Иглы. Боль во всем теле. Постоянная тошнота. И все зря.
Руфь обняла сына за плечи.
— Ты не прав. Жить хорошо, Уилл. В жизнь нужно верить.
— Если я опять заболел, лучше умереть.
— Не смей так говорить! Не смей, Уильям. Ты будешь жить. Мы ведь еще даже не знаем, что с тобой.
— Разве? — Он посмотрел ей в лицо. Однако в глазах его ничего нельзя было прочесть.
Они ждали в маленькой комнате с низким потолком. Это была не та комната, где они встречались с врачами раньше. Руфь решила, что, возможно, смена помещения не случайна. Наверное, их хотят оградить от тягостных воспоминаний. Здесь стояли два кресла, между креслами — квадратный деревянный столик. Напротив — узкий бежевый диванчик. На стене над ним висела картина с видом заснеженных гор.
Вошли доктор Колдбек и доктор Гирин. Оба подавленные.
— Профессор Коннелли. Миссис Коннелли. — Врачи пожали им руки, сели и раскрыли папки.
— Мы глубоко разочарованы, — начал доктор Колдбек. — После столь скорой ремиссии мы надеялись на более позитивные результаты.
— Вы слишком рано прекратили лечение? — прямо спросила Руфь.
— Не думаю. Кровь у него была чистая, болезнь ушла. Зачем же пичкать здоровый организм высокими дозами сильных препаратов?
— Каковы его шансы? — осведомился Пол. — В прошлый раз вы говорили, что восемьдесят процентов больных с его диагнозом выздоравливают. Каков процент выздоравливающих при рецидиве?
— Несколько меньше восьмидесяти, скрывать не буду, — ответил Гирин. — И как вы знаете, пробы крови, которые мы взяли у вас обоих и у брата профессора Коннелли, не соответствуют структуре крови Уилла, следовательно, трансплантация вашего костного мозга исключается. Однако мы надеемся найти действенный способ лечения.
— На что мне надеяться? — сказала Руфь. — И что более важно, на что надеяться ему? Он уже столько вытерпел, и все напрасно.