Арахна — лидийская ткачиха, чьи работы славились на всю округу. Однажды, в пылу тщеславия, она заявила:
— Пусть приходит сама Афина-Паллада состязаться со мной! Не победить ей меня.
Афина явилась к Арахне под видом сгорбленной старухи, но прежде чем наказывать ткачиху, решила попробовать обойтись воспитательными мерами, а именно посоветовала Арахне состязаться лишь со смертными и поскорей молить Афину, чтобы та простила её надменные слова. Арахна не вняла совету старухи, грубо пресекла ее и лишь посетовала: «Чего же Афина не идет?» Тогда богиня приняла свой истинный образ. Нимфы и лидийские женщины тут же склонились перед Афиной и славили ее. Но не такова была Арахна — она проигнорировала богиню, не воздав ей ни малейшей почести, и только настояла на скорейшем начале состязания. Обратим внимание: судей на нем не было, они не избирались и не были назначены, хотя, казалось бы, куда в этой ситуации без них.
Афина сплела полотно с изображением своего с Посейдоном спора за власть над Аттикой. А по углам полотна она изобразила, как боги карают людей за непокорность (прозрачный намек). Арахна, в свою очередь, выткала на полотне сцены из жизни богов, где, однако, боги были представлены одержимыми человеческими страстями (а именно такими боги, заметим, и были на самом деле) и вообще без должного к ним уважения. Отмечается, работа Арахны по совершенству ничуть не уступала работе Афины. Что же делать богине? Как быть? Признать свое поражение? Конечно, это было немыслимым. Решение Афины было простым, как вертикаль власти. Она ударила Арахну челноком, а полотно лидийской ткачихи разорвала. Не вынеся позора, Арахна свила веревку, сделал петлю и повесилась. Однако мстительной Афине даже такой исход показался недостаточно назидательным. Она достала Арахну из петли, оживила и превратила в паука, обрекая, тем самым, на пожизненное занятие ткачеством.
Весь этот миф — просто-напросто квинтэссенция вопиющей несправедливости, основанной на «природном» неравенстве. Посудите сами, Арахна, вызвав Афину на честный поединок, рассчитывала на то, что и между богами и людьми должны быть единые для всех «правила игры», и что и ей, смертной, может достаться победа, если объективно она одержит верх. Такой взгляд на вещи предполагает большое доверие к сопернику, игру «на честность», ведь, вспомним, даже судей на состязании не было. Таким образом, поступок Афины выглядит вероломным и предательским, что, впрочем, саму Афину ничуть не смутило. Богиня доступно показала и Арахне, и всем окружающим, что она не Руссо и не Вольтер, и принцип равенства всех перед законом чужд ей в принципе. Зато вполне приемлемо «право сильного». Ведь, применив насилие в случае, когда ее соперница, как минимум, не проиграла, Афина подчеркнула изначальное, «неоспоримое» неравенство богов и смертных, в связи с которым вторые не могут рассчитывать даже на малейшую толику справедливого отношения со стороны первых. Этот миф всем своим содержанием как бы утверждает: «Будь ты хоть семи пядей во лбу, будь ты хоть сто раз прав, боги все равно могут растоптать тебя просто потому, что они — боги».
Прометей — титан, сын богини Фемиды. В прошлом союзник Зевса в битве за власть на Олимпе, он впал к громовержцу в немилость за приверженность идеалам гуманизма. Живя на Олимпе в атмосфере вечного праздника, ни в чем не нуждаясь, он пожалел простых смертных. Видя страдания, на которые они обречены богами, он похитил из кузницы своего друга Гефеста (кстати, сына Зевса) огонь, после чего доставил его людям. Мало того, Прометей, спустившись на землю, продолжал оказывать помощь смертным: одомашнил дикого быка, впряг лошадь в колесницу, научил людей искусствам, чтению, счету, письму, кораблестроению, открыл им силу трав.
Обратим внимание на то, что Прометей не просто дал людям какой-то разовый инструмент для облегчения жизни, а помог им усмирить силы природы, которые в то время отождествлялись непосредственно с силой богов. Тем самым Прометей сделал их гораздо более независимыми. Входило ли это в планы Зевса? Едва ли. Его слуги привели Прометея к скале, а приковать его к ней было поручено его же другу Гефесту, он же должен был пронзить грудь Прометея, прибив его к скале остриём. Мучаясь угрызениями совести, но не в силах противиться воле отца, Гефест проделывает все это.
Но есть ещё один аспект, не дающий Зевсу покоя, умножающий его гнев и подозрение к Прометею. Прометей знает тайну: как и когда Зевсу суждено быть низвергнутым с Олимпа, лишившись власти. Зевс рассчитывает, конечно, выпытать эту тайну у Прометея.